Алексей Кацай - Ад

Понемногу недоумевая по этому поводу и надеясь на честное слово Гемоновича, а также на то, что последние события не заставили его передислоцироваться на другое место, я терпеливо разъяснял Бабию:

— Итак, Дмитрий Анатольевич, вы берете кофр и выходите на середину улицы. Зовете Гемоновича. Тот подходит к вам и вы говорите ему, что лазер — в сумке. Но стоите так, чтобы Гемонович постоянно находился на линии выстрела, чтобы вы его собой не заслоняли и чтобы его лицо было все время повернуто к этому окну. Я его ослепляю, выпрыгиваю наружу и бегу к магазину.

— А если он выйдет не один?

— Ну, тогда я делаю два выстрела.

— А если еще кто-то будет наблюдать за нами из магазина?

— Третий — по окну.

— Три выстрела и все почти одновременно… Да еще по глазам… А попадешь?

Не осознавая того, Бабий затронул одну из самых слабых сторон нашего плана. Впрочем, и весь план был слабым. Но у нас почти не оставалось времени на его доработку, а относительно срока, определенного Гемоновичем, я был уверен. Неуверен я был в себе. Потому что умел драться против троих-четверых хорошо подготовленных неприятелей. Умел неплохо работать ножом, метко бросая его на приличное расстояние, а вот со стрельбой у меня не все обстояло благополучно. Это являлось одной из причин, из-за которых я в свое время бросил воинскую карьеру. Потому что не мог представить себя штабным работником, а какая-то психологическая нерасположенность после контузии и к громкой, и к тихой стрельбе не благоприятствовала хорошей оперативной работе. Плохо же работать я не хотел.

— Попаду, — мрачно произнес я. — Все-таки я — капитан в отставке. Главное, чтоб вы никуда не полезли. Только-только я добегаю до магазина, вы быстро возвращаетесь в эту квартиру, стережете документы и ждете нас с Ларисой. Ждете, понятно? И чтобы — безо всяких фокусов!

Вторым слабым звеном нашего плана было то, что Дмитрий все-таки должен был войти в непосредственный контакт с Гемоновичем. Я неопределенное время находился на вторых ролях. Это меня беспокоило больше всего!.. Если б можно было хоть немного оттянуть время и узнать расположение внутренних помещений магазина, то… Но все это — напрасные надежды.

— Главное, чтобы вы никуда не полезли, — повторил я. — Дело должны делать профессионалы. Я же к вашим НЛО не лезу.

— Оно и видно, как не лезешь…

Помолчали.

— Ну… — начал было я, взглянув на часы, но Бабий остановил меня мягким движением руки.

— Слушай, Роман…

Я механически отметил, что он впервые назвал меня просто по имени. На «ты» он перешел раньше, но это звучало как-то насмешливо.

— Слушай, Роман, как ты думаешь, если с лазером в квартире останусь я, это не будет выглядеть как трусость?..

— Это будет выглядеть как бестолковость…

Он снова остановил меня движением второй руки:

— Подожди. Бестолковость проявляется в том, что ты не будешь уверен в моем поведении. То есть в своем тыле. Но ведь и я не буду уверен в обратном!.. Потому что не знаю, как ты стреляешь по маленьким целям. Согласись, попасть именно в глаз не то же самое, что попасть куда-то в другое место. Кроме этого, как я понимаю, мы ведь не друг о друге думаем, а о Ляле.

Я взглянул на часы и констатировал:

— Осталось двенадцать минут. Давай лучше прекратим психологические опыты и займемся делами. Иди, давай…

— Роман, — его голос был усталым-усталым, — ты где воевал?..

— Ну, — сник я, — в разных местах. Главную школу в Никарагуа прошел.

— А я в Афгане. — Дмитрий слабо улыбнулся. — Немножко не дотянул до твоего звания. В отставку старлеем вышел… Я снайпером был, Роман. Хорошим снайпером.

Он судорожно втянул в себя воздух и тяжело вытолкнул его из груди.

— На моем счету тридцать восемь человеческих жизней… Жизней, отучивших меня спать. Ты не знаешь, Роман, что это такое: почти полтора года не иметь возможности уснуть… Лечили. Вылечили, — Дмитрий снова улыбнулся, — теперь сплю, как тот медведь в берлоге. Без сновидений. И без укоров совести…

Он замолчал, а я глупо выпрямился на порванной обшивке кресла и не знал, что ему сказать. Выпрямлялся, выпрямлялся, пока, в конце концов, не ляпнул:

— Ох, Лялька!.. Ты всегда военных любила.

— Любила, — эхом откликнулся Дмитрий. — Только не военных, а военную форму. Форму с надежным гражданским содержанием. Потому что она, в принципе, самая обыкновенная женщина, в которой природой заложено тяготение к двум «за»: за-боте и за-щищенности. А ты, Роман, извини меня, но как был, так и остался военным. Не по форме, а по сути. Потому что продолжал воевать, даже став сугубо штатским газетчиком.

Мы встретились с ним взглядами. Взглядами разных, настороженных, немного враждебных, но уверенных друг в друге мужчин. Я протянул ему лазер:

— Все остальное без изменений. Ни в коем случае не высовывайся. Драться, в конце концов, я могу лучше тебя. Да и реакция у меня — слава богу… Была.

И, уже выходя из квартиры с кофром в руках, добавил:

— А уфология твоя все равно сплошная чепуховина…

— И вы хорошо выглядите, — крикнул Дмитрий мне вслед.

Выйдя из квартиры и обойдя дом, чтобы не выдавать окна, за которым притаился Бабий, я двинулся в направлении магазинчика и остановился посреди улицы, метров за десять от двери. И хотя все тело было напряжено, но ощущалось облегчение оттого, что именно я, а не Дмитрий, стою здесь и зову Гемоновича.

Дверь магазина осторожно открылась, и взлохмаченный Гегемон (перепугался, наверно, все-таки, когда тарелки свой тарарам устроили) быстро и осторожно огляделся по сторонам и вышел на ступеньки. В руке он держал пистолет.

— Только не говори, что не нашел Бабия, — хрипло сказал он. — Это не в твоих интересах… И не в интересах твоей бывшей жены.

— Дмитрия Анатольевича нет, — ответил я, сделав шаг в сторону. — Он же — трус. Но то, что нужно, передал мне.

И я поднял над головой грязный кофр.

— Так не стой там, Ромаха! Иди-ка сюда.

Все это время, держа сумку в правой руке, левую я не вынимал из-за спины. Пусть поволнуется, дьявольское отродье!

— Юра, ты можешь мне не верить, но я тебя очень уважаю. И из-за этого уважения не сделаю ни шага, пока ты не покажешь мне Ларису Леонидовну. Живую и невредимую.

— Руку убери из-за спины! — напрягся Гегемон, поднимая пистолет.

— Опусти оружие, — спокойно, очень спокойно, посоветовал я. — Ты же знаешь, Юра, что реакция у меня быстрее твоей.

Гемонович смерил меня задумчивым взглядом и чуть повернул голову в сторону двери:

— Ребята! А ну-ка, вытащите девчонку!

На пороге появилось два уже знакомых мне болвана, заломивших руки Ляльки за спину. Вид у нее был немного помятый, но довольно приличный. Через все лицо одного из пижонов протянулись три красные полосы: следы от когтей обозленной тигрицы. Итак, скучать им Лялька не давала. Молодец.