Алексей Кацай - Ад

— Роман, — вдруг послышался сзади Лялькин голос, — смотри!..

Резко обернувшись, я увидел сквозь заднее стекло тарелку, которая быстро приближалась к нам, почти касаясь своей нижней частью клыков разрушенных зданий. «И не оцарапается, стерва!» — успел еще подумать я перед тем, как схватить лазер, все время лежавший рядом со мной, и вывалиться из кабины автобуса. Действовать так быстро меня заставила неожиданно возникшая перед глазами картина горящей группы людей, попавшей недавно под обстрел зеленого луча возле нефтеперерабатывающего.

Даже не пытаясь встать, я, как лежал на спине, так и вздернул лазер, направив его на летающую медузу. Мне кажется, что я успел нажать спусковой крючок на какое-то неуловимое мгновение раньше, чем тарелка должна была выбросить свой луч. Но все-таки кто ее подстрелил, осталось неизвестным. Потому что почти одновременно с моим выстрелом из свежего лавового озерца взметнулась цепочка красноватых пятен. Тарелка на секунду и, как мне показалось, изумленно замерла, покрылась пузырями и лопнула, рассыпая разноцветные искры своего предсмертного фейерверка. Кто же все-таки в нее попал?

Впрочем, вторая тарелка, которая, вращаясь, вынырнула с другой стороны, была уже явно на моем счету. Еще два существа появились вдали, но так там и замерли, не отваживаясь, кажется, приблизиться к нам.

— Браво! — неожиданно послышалось из-за развалин детского садика, и этот насмешливый голос показался мне омерзительней, чем все звуки, вспарывающие окружающее пространство и взятые разом.

— Я бы даже сказал: брависсимо, — добавил Айк, прихрамывая, приближаясь к нам в окружении небольшой полупьяной команды.

Это уже становилось занятным. Неужели они вообще не испытывают страха в этом аду? Хотя какой страх мог существовать в мозгоподобном, залитом наркотиками, веществе?! Как, впрочем, и все другие чувства.

— Хи-хи-хи, — захихикал чудак из Айковой команды, растекаясь по пространству взглядом поросенка с вывески магазинчика, возле которого погиб Дмитрий, — они на ба-а-абочек охотятся. На больших таких бабочек с изумрудными крыльями. Ви-и-идите?..

— Хоть одно хорошее дело сделал, писака, — присоединился к нему и Айк, улыбаясь, впрочем, довольно криво. Потому что лицо у него было перекошено, а левый глаз порядочно заплыл: достал я его все-таки в драке.

— Я еще одно хорошее дело сделаю, если ты еще хоть шаг сделаешь, — бросил я, вытаскивая из-за пояса пистолет: кто его знает, как будут реагировать эти болваны на лазер.

Айк остановился. Но кое-кто из его команды продолжал двигаться вперед.

— Они еще в войну-у-ушку играются, — протянуло то же самое существо неопределенного пола. — Нас не возьме-е-ете?..

Не знаю, смог бы я выстрелить в этих одурманенных человечков или нет, но из развалин, дымящихся напротив детского садика, появилась еще одна команда. На первый взгляд, люди в ней подобрались довольно солидные. Насколько это было возможно в наших условиях. Но это впечатление нарушал мужчина в когда-то белой рубашке, бегущий впереди и орущий тоненько-кастрированным голосочком:

— Я видел!.. Я видел! Тот парень, — его палец уткнулся в мою фигуру, — убивает наших защитников. Вот и сатанисты проклятые с ним!.. Поможем небу, ребята! Поможем нашим линзам! Спасем их, и они нас спасут…

В команде, бегущей за человечком, я разглядел двух юношей с барабанчиками на груди.

«А этих какой гадостью накачали? — успел подумать я. — Ведь на вид совершенно трезвые».

Но, наверное, в высказывании не особо почитаемого мной классика о том, что религия есть опиум для народа, все же была какая-то крупица истины. И касалось это, кстати, любой религии.

Вдали громыхнуло. Над головами, не останавливаясь, промелькнуло зеленоватое НЛО. Я поднял пистолет вверх и, пытаясь остановить толпу, бегущую на меня, нажал на спусковой крючок. В ответ лишь что-то сухо щелкнуло. Осечка. Еще раз. Результат тот же. Разбираться в том, что произошло, было некогда: я вскочил в автобус и, заводя двигатель, услышал, как Айк крикнул мне вслед:

— Рви когти, писака! Мы тебя прикроем. А за игрушку — спасибо. Ты ее береги: еще встретимся и вместе повоюем!

— Приехали! — громко сказал я, сдавая задом, выворачивая машину и выводя ее на подобие дороги.

Лианна, испуганно забившаяся в уголок кабины, изумленно взглянула на меня.

— Приехали! — повторил я, уводя автомобиль по колдобинам подальше от места уже разгорающейся драки, и повернулся к девушке. — Если тебя начинают защищать откровенные подонки, а ты вдобавок ко всему пользуешься их защитой, то это, знаешь, наводит на некоторые размышления.

А потом, не оборачиваясь, я позвал Ляльку, которая все это время, согнувшись рядом с Тамарой, поддерживала вместе с ней Беловода. Будто прикрывала его своим телом от всяческих неожиданностей.

— Лариса! Проверь пистолет: две осечки одна за другой, — и бросил оружие через плечо на задние сиденья.

В свое время я научил свою бывшую жену пользоваться им. Стреляла, кстати, она совсем неплохо. Лучше меня. Да и надо же было как-то вывести Ляльку из состояния молчаливого неприятия моей особы. В одной же лодке…

Позади несколько раз что-то методично щелкнуло, и послышался сухой, можно даже сказать — каменный, Лялькин голос:

— В нем же патронов нет.

— Приехали! — в третий раз повторил я в пространство перед собою.

— Куда приехали? — скорее угадал, чем услышал я и резко затормозил.

Обернулся и встретился с раскрытыми, наполненными болью и чем-то еще глазами Беловода. Пришел-таки в себя старик, выкарабкался. Молодец!

— Да еще никуда, Вячеслав Архипович. Еще едем.

Слева снова загромыхало, и несколько лучей метнулись к земле. К счастью, эти боевые действия велись на безопасном расстоянии.

— Что вообще происходит?

И мы с Лялькой, слаженно перебивая друг друга, как в лучшие времена нашей совместной жизни, рассказали профессору о начале битвы двух непонятных видов таких же непонятных существ. Лианна тоже вставила пару слов. Тамара молчала. Беловод бросал на нее встревоженные взгляды и в конце концов не выдержал.

— Тамара, солнышко мое смуглое, что произошло?

И вдруг Тамара Гречаник, стойкий человек, неустрашимый редактор оппозиционной газеты и железная леди Гременца, тяжело всхлипнула и зарыдала навзрыд, трясясь всем своим сухеньким телом. Беловод привлек ее к себе, почти положив на грудь. И, гладя рукой по волосам, вопросительно посмотрел на меня. Было заметно, что каждое движение приносит ему невыносимую боль. Лялька расширенными глазами смотрела на них.

— Сломали человека, — нехотя ответил я на его немой вопрос и коротко рассказал о том, что произошло в палатке.

Беловод стиснул зубы. То ли от боли, то ли еще от чего-то.