Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

— Можешь ты это своё представление изложить на бумаге? И лучше с чертёжиком. Чтоб у нас тоже было представление.

— Когда нужно?

— Ну, не горит… — Вебер пожал плечами. — Но рано или поздно придётся заниматься их жильём. Вот жильём для урумту уже пришлось заняться! Так что твоя информация не будет преждевременной.

Никаких особых решений Совет так и не принял. Все согласились с тем, что надо продолжать выполнение отобранного компьютерного варианта. Ни у кого он не вызывал сомнений.

И, наверное, это было самое печальное.

После Совета я зашёл за мамой — чтобы вместе отправиться на кладбище. А там уже была полна коробушка: Розита, Светлана — дочь Тушина, медик в Заводском районе, Райко Станев — муж Светланы, начальник завода железобетона. Это из его цехов шли кубики-комнаты по всему материку. Шапочно мы были знакомы — ещё с тех пор, когда я создавал в Заводском районе киберлабораторию. Но в семейном доме встретились впервые. Теперь мы были одной семьёй.

При своём русском имени Светлана выглядела типичной женщиной из Индии: громадные миндалевидные карие глаза, густые чёрные незатейливо причёсанные волосы, смуглый цвет кожи, плавные неторопливые движения полных рук. Горячая южная кровь матери явно забила в ней спокойную русскую кровь Тушина. Казалось, ничего русского нет в этой женщине. Но по-русски говорила она прекрасно.

Райко, напротив, выглядел быстрым, стремительным. Движения его были резки, порывисты, порой суетливы. Чёрный чубчик то и дело метался по лбу. Женщины готовили стол, а Райко всё порывался помочь им, и не всегда удачно.

Я молча понаблюдал это несколько минут, мама заметила мою неподвижность и предложила:

— Пойдёмте вниз. Потом тут закончим. Миша обещал прийти прямо на кладбище.

По пути я забежал в оранжерею, и мне подали готовые букеты.

— Верхова заказала, — объяснил садовод. — Ещё вчера.

Могилы Бируты и Ольги были чистенькие, ухоженные, красивые. Собственно, все могилы на нашем кладбище чисты, все памятники одинаковы — из белого мрамора, привезённого с Плато Ветров, — и только цветы на могилах разнились, и свежие букеты все на особицу.

Когда-то страшно давно, ещё в первой своей жизни, на Земле, перед отправкой в космос, провёл я три недели у Бируты дома, в Меллужи, на Рижском взморье. Бирута тогда возила меня в Ригу, показывала красивейший город, в который я попал впервые, и однажды мы забрели на воинское братское кладбище. Оно поразило меня прежде всего полной одинаковостью строгих скромных могил. Я удивился этому, а Бирута прочитала мне старинные стихи, из которых запомнились несколько строчек:

— Кто писал это? — спросил я тогда.

— Наум Коржавин, — ответила Бирута. — Лучше него никто не написал об этом кладбище.

— Латыш?

— Нет. Русский поэт. Москвич.

И вот теперь перед моими глазами другое братское кладбище, на другой планете, и сама Бирута под стандартной могильной плитой.

Напишет ли кто-нибудь стихи об этом?

Подошёл Тушин — сразу с тремя букетами. Два тихо положил на могилы Бируты и Ольги, постоял возле них и понёс третий букет к могиле Чанды — в самом центре небольшого кладбища. С этих центральных могил оно и начиналось.

Мы молча двинулись за ним — большая для земной общины семья. И только Розита, по крайней мере, официально, ещё не была её членом.

Позже, когда я вышел на кухню сполоснуть руки, мама шепнула мне:

— Как я была бы рада, если бы вы поженились!

А когда мы мчались в биолёте на космодром, уже в темноте, Розита призналась, что то же самое мама шепнула и ей. И, может, именно поэтому не настаивала, чтобы я остался ночевать в её квартире.

Тушин весь вечер называл меня только «Аликом» и ни словом не обмолвился о том, что говорилось на Совете. Как будто подчёркивал, что здесь он всего лишь отчим — и никто больше.

А я с детства бесконечно уважал его как астронавта, исследователя, бесстрашного и непреклонно последовательного человека — и в то же время инстинктивно страшился принять его как члена семьи. Ничего не мог с собой сделать — избегал этого. Тут действовало что-то сильнее меня.

Может, если бы я не помнил отца, было бы легче?

Умница Розита всё поняла. Потом в биолёте она спросила:

— Почему ты отталкиваешь его?

— Я не отталкиваю.

— У тебя не видно сыновних чувств. По-моему, ты относишься к нему как к вождю Тору.

— Может, эти чувства ещё не сложились? Тут ведь нужную кнопочку не нажмёшь…

— Как хорошо, что мы с тобой обошлись безо всяких кнопочек! Сразу полыхнуло! Ну, ладно, потом обо этом! А сейчас…

— Остановить биолёт?

— Останови!

Зайти за карабинам я решил вечером. Чтоб не сковывать утром ни Фёдора, ни себя. Вдруг ему понадобится пораньше уехать в Город, а мне — попозже поспать?

Фёдор вынес мне в рубку два ящика с цифровыми замками и уточнил:

— Ты первый на этой планете, кому вручается такое оружие, не подведи! И пристреляй его вначале, до охоты. А то опозоришься. Наставление внутри.

— Спасибо. Кое-что я помню с «Малахита».

— Когда то было! — Фёдор махнул рукой. — Жена моя любит говорить: «Я не забыла, просто у меня память плохая».

Прелестная парижанка Катрин, жена Фёдора, руководила детским интернатом, десятки малышек знала по имени и никогда их не путала. Так рассказывала Бирута… В голову мне не могло прийти, что на вооружении у этой женщины может быть такой безжалостный афоризм.

Пластмассовые ящики я рассовал в каюте под койки и неслышно запер дверь. Розита молча наблюдала за мной, сидя у стола и покачивая ножкой. Потом тихо спросила:

— Я вижу, ты привёз микрофиши. Всё прочитал?

— Половину.

— Зачем же привёз?

— Вдруг тебе нужно?

— Дочитай! Там ещё немало интересного.

— Кажется, главное я уже понял.

— Ты имеешь в виду город на костях?

— Разве не это главное?

— В общем-то, ты прав. Земля привыкла строить на костях крепости, города, дороги… Особенно у вас, в России… Что новая петровская столица на Балтике, что железная дорога к ней от старой Москвы…

— Что египетские пирамиды, — в тон Розите продолжил я, — что ступенчатые храмы майя и римские колоннады… Традиция богатая!

— Но в книге же не только это! — Розита усмехнулась, — Там ещё и депортация народов… Тоже может оказаться актуальным…