Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

У этого танца и название-то лихое: «веселись!»

Хотя с чего нам тогда в космосе было особенно веселиться? С того, разве, что живыми вылезли из первой половины анабиоза?

И лишь в одном Розита чудовищно промахнулась, одного не разглядела загодя — может, самого главного для себя! — глубин Женькиной души.

Тогда, в знаменитом уральском «Малахите», который казался нам, юным, чуть ли не пупом Галактики, обаятельная кубинская девчонка, видимо, чувствовала себя поначалу почти провинциалочкой. Так, по крайней мере, думается мне сегодня… И высокий широкоплечий уверенный в себе Евгений Верхов, уже имевший известность молодого изобретателя, наверняка представлялся ей надёжной опорой и защитой на всю жизнь.

Ясно ведь, что она его выбрала, а не он её. Столько парней крутилось вокруг этой красавицы… Она выбирала!

И всё это лишь для того, чтобы здесь, на Рите, разглядеть, наконец, Женькину душу, уйти от него из удобной квартиры и вернуться на опустевший звездолёт, в узкий и тёмный «пенал» — каюту, где проспала она в анабиозе сорок лет ракетного времени — наш путь через космос…

В «Малахите» я восхищался Розитой, как и все. Не представляю себе парня, которому она не нравилась бы. Но выбрать меня она никак не могла: не крутился я вокруг неё. И вообще никогда не крутился вокруг чересчур красивых девчонок. Они требовали слишком много времени. А мне с детства было некогда.

И ведь как-то всё решалось у меня без этого коллективного верчения вокруг женской юбки. Не всегда, правда, удачно решалось… Но ведь и у других не всегда. Возможно, Розита и заметила меня лишь в космосе, когда наша смена разбудила их с Женькой на очередное дежурство и когда перед моим возвращением в анабиоз сплясали мы с нею совершенно случайно наш единственный в жизни танец. Она оставалась вести звездолёт, я уходил в двадцатилетний сон…

И то после этого лихого танца такие страдающие глаза были у моей бедной Бируты!.. Даже если бы Розита пригласила меня тогда на второй танец, я отказался бы. Чтобы Бируту мою нежную не мучать.

А теперь от Бируты — свежий могильный холмик по соседству с Городом. Да табличка на памятнике: «Бирута Тарасова (Аугшкап)». И даты двадцатилетней жизни. По земному летоисчислению…

Нет радости от моих воспоминаний. И лучше не терзать себя ими. А так, думать в пределах ближайших задач: что надо сделать сейчас, что потом, что попозже…

Сейчас хорошо бы перекусить, и не витаминной пастой, а консервами, капитально, чтоб хватило надолго. Сейчас надо собрать всё необходимое до завтра, разглядеть топографическую карту окрестностей, провести сеанс связи — чтоб вечером в Городе не волновались. Особенно — мама… Вечером будет не до связи… Ну, и затем осмотреть ближние окрестности — в свободном полёте. Хватит для начала?

…Самый срочный багаж набирался солидный: мегафон, запасной матрасик, спички, зажигалки, налобный фонарь, фляжка с прохладной тайпой, телевизор и съёмочная камера, охапка мыслеприёмников, рулончик клейкой плёнки, чтоб наглухо запечатать хоть одну палатку, холодильник со стёклышками для анализов крови — ведь могут быть и раненые. Как этим не воспользоваться?.. А если воспользуюсь — значит, ещё и пеленгатор, потому что второй вертолёт на эту поляночку уже не сядет, для него придётся искать другое место… всё это спешно, бегом, без передыху! Вот уж никак не думал, что в стане дикарей попаду в такой цейтнот!..

Вот опять же: если раненые — значит, прихватывай и аптечку. Сколько это набежит килограммов? Небось, пуда два? Не страшно! Жюль Фуке тащил свою Налу к берегу километров десять по Восточному материку, на одном ранце. Выдержал ранец! И Нала, очень в то время голодная и худая, весила, наверное, не меньше трёх пудов. Значит, и мой ранец выдержит. Мне-то тут полёта — две сотни метров…

Теперь — карта! Недосуг было обстоятельно разглядывать её в Городе. Захлёстывали прощальные заботы, и думалось: разгляжу спокойно на месте. Потому и стала для меня полной неожиданностью превосходная оборонительная линия на Кривом ручье. Но ведь она вполне могла бы разместиться в моей голове и пораньше…

Кстати, почему ручей — Кривой?.. Так… Карта — со спутника, по сути — контурная. Ни одного названия! Вот он, этот ручей! Действительно Кривой! За селением резко сворачивает к югу, впадает в реку и образует вокруг устья громадную болотистую низину. С востока сквозь это болото к селению не подступиться. Увязнешь! С юга — река. С севера — высокий обрыв Кривого ручья. Молодцы купы! Безо всяких карт найти такой защищённый и сухой уголочек!..

Ну, и где тут на реке остров?.. Есть, вот он! Небольшой, вытянутый по течению, явно прижатый стрежнем к северному берегу. Узенький проливчик меж ними, видимо, спокойный. Течение должно быть южнее острова. Всё логично! Прекрасное убежище! Ай да купы! Если такое племя да меня полюбит!!!

Теперь — связь! Время бежит. А с севера бегут хуры.

— Город! Город! Ответьте Тарасову!

— Город слушает. — Бесподобный контральто Розиты. — Что у тебя, Сандро?

— Вечером связи не будет. Поэтому вызвал сейчас.

— Что-то намечается?

— Битва народов. Бородино! Или Аустерлиц. Как угодно.

— У тебя есть всё необходимое?

— Вроде, всё. Низкий поклон тебе за мегафон.

— Пусть он будет самым главным оружием!

— Есть просьба, Розита.

— Записываю.

— Может, подберёте концерт-солянку? Любые песни — хоть в записи, хоть в живом исполнении. И немного танцев. Местное или с Земли — всё равно! Минут на сорок. Больше они, вероятно, не выдержат.

— Уже готовишься праздновать победу?

— Как-то я не настроен на поражение… По логике, они должны отплясать победу сами. Племени наверняка понадобится разрядка.

— Исполать тебе! Так, кажется, говорят в России?

— Хочешь знать, как говорят здесь?

— Записываю.

— Ухр! Удачи! Ухр купум — удачи купам! Мне тоже пожелали «ухр»…

— Как зовут твоего вождя?

— Тор.

— Значит, «ухр Тор»? Сделать это лозунгом концерта?

— Ты самая мудрая женщина, Розита! Из тех, что встретились на моём тернистом пути…

— Что тебе стоило сообразить это пораньше? — Розита вздохнула, и мне показалось — непритворно. Что уж она имела в виду? «Малахит», где в упор меня не замечала?

В последние недели Розиту часто видели с архитектором Теодором Вебером. Он был одним из вдовцов «со стажем». Жена его давно умерла от ренцелита. Позже от этой страшной болезни избавил весь Материк микробиолог Натан Ренцел. Напрочь вывел смертоносного комара, переносчика заразы. Благодарные земляне назвали погибшего комара по фамилии Натана, а по комару — уже и болезнь. Натан не возмущался, принял с юмором. А было это ещё до прилёта нашего, третьего корабля. Мы получили готовые прививки.