Сергей Шангин - Окончательная синхронизация

— Но исследования говорят, что расстояние для вас не помеха…

— А ваши исследователи пробовали за несколько секунд по видеоконтакту просканировать испытуемого? — резко оборвал я его рассуждения, — Я тоже не пробовал. У вас есть время на дальнейшие испытания и исследования?

— Нет, — коротко ответил куратор, — Я сообщу решение позже, отдыхайте.

— Не отключайтесь, есть примечание!

— Слушаю.

— Есть подозрение, что та сторона в курсе ваших действий. У клиента есть информация, что их служба безопасности зафиксировала ваш интерес к объекту. Будьте осторожны!

— Учтем, отдыхайте!

Я с трудом удержался, чтобы не послать его к черту. Что ты понимаешь в этом, гэбэшная морда? Для тебя мы просто ходячие консервные ножи к чужой памяти. На нас нужно надавить и мы вскроем все и где угодно. С нами можно даже особо не миндальничать, лишь бы не сломать ценное имущество, а так, хоть в морду бей.

Сон не шел, растревоженное сознание ныло и стонало, не желая успокаиваться. Сейчас бы накатить грамм триста коньяка и забыться в пьяной дреме, но не имею право — ценное имущество должно быть трезвым и готовым к употреблению. Мысли роились, налезая друг на друга. Я не старался их выстраивать, просто лежал и следил за ними, как за мошкарой, вьющейся у лампы в ночи. Кто знает, может на свое счастье я увижу среди мошкары самую важную мошку, ухвачу конец ниточки ведущей…

Знать бы, куда выведет та ниточка, может и не стоит за нее хвататься. Ариадна вручила нить герою Тесею, чтобы он мог вернуться к ней, а совсем не для того, чтобы он с ее помощью вышел к чудовищу. Давным-давно читал книжку, которая так и называлась «Лабиринт Мнемозины». Кто же знал, что и в этом лабиринте прячутся чудовища один другого страшнее. Хочу ли я хвататься за эту ниточку, даже, если мне ее будут настойчиво всучивать?

Занозой в памяти сидела встреча с проверяющим. Чем дольше я думал о ней, тем больше мне казалось, что образ созданный первыми впечатлениями был обманчивым. Мне, словно подсунули готовую картинку, крепко слепленную, не подкопаешься. Но не комсомолец он и на амбразуру за Родину-мать не пойдет. За свои интересы, за цели перед собой поставленные пойдет, а за абстрактный народ — нет! Есть у него эта цель, только бы догадаться какая именно, что ему от меня нужно было. Или не ему, а ИМ? Или кроме НИХ есть третья сила? Я слепое орудие в чьих-то руках.

Мне стало стыдно, что в своих откровениях перед Эвелиной, я умолчал об этой сцене. Не к месту тогда было, уговаривал я себя, кто же мог знать, что она тоже сенс. И сейчас не время, искал я повода отсрочить признание.

«Говори уж, все равно не сплю, не идет сон. Сижу как кукла с закрытыми глазами, — прервала Эвелина мои метания».

Я поделился своими сомнениями с Эвелиной.

«Ты знаешь, — задумчиво произнесла она, — с некоторых пор я стала замечать одну странность, но не заостряла на ней внимание. Раньше, если кто-то выбывал с базы, по болезни предположим, на его место тотчас же прибывал другой. Но с какого-то момента, как отрезало — люди уходят, но новые не поступают. Ходили слухи, что финансирование сокращено, поэтому штаты тоже придется сокращать. Только мне кажется странным, чтобы для программ такого уровня когда-то не хватало денег. Скорее всего…»

«… мы перешли в другие руки и потеряли возможность пополнять кадры, потому что стали не совсем государственными? — закончил я ее рассуждения».

«Скорее всего, так оно и есть. В стране бардак, все разваливается, вот кто-то под шумок и отломил себе большой кусок от государственного пирога».

«Можно свалить отсюда в Париж. Ты хочешь в Париж?»

«Увидеть и умереть?»

«Нет уж, смыться и жить! Нам сейчас главное с базы вырваться, а там ищи ветра в поле с нашими-то возможностями».

«Как ты собираешься вытягивать меня отсюда, в коробке из-под ботинок? Отсюда муха без спросу не вылетит!»

«Скажу, что нужен аналитик, ткну пальцем в твою кандидатуру и все проблемы!»

«Так они и согласились, наивный!»

«А я скажу, что только ты не будешь отвлекать меня от исполнения обязанностей, — хмыкнул я».

«Вот же гад, я к нему всей… душой, а он… я сейчас обижусь!»

«Не дуйся, ты же знаешь, что это враки, ложь во благо, будь умницей!»

«Ладно, пошла я на совещаловку».

Эвелина ушла, и я пригасил контакт с ней до минимального, меня не волновали текущие проблемы, которые сейчас будут перетирать завсегдатаи совещательной комнаты. Сейчас меня волновало только наше будущее и успешное решение проблем, мешающих его приближению. На этом этапе интересы куратора и мои интересы пересекались, значит, мы друзья. Выйдем на оперативный простор, будет виднее, кто друзья, кто враги.

Куратор позвонил ровно через час, на большее не хватило терпения или обстоятельства поджимали.

— Ваш выезд в Париж согласован. Готовность четыре часа. Полетите вертолетом до промежуточной базы, оттуда машиной в аэропорт. Вылетаете прямым рейсом в Париж. Документы, легенду и деньги получите в аэропорту. Вопросы, предложения? — куратор говорил, словно сучья отрубал, резко, четко, не позволяя собеседнику думать и размышлять.

— Есть! В смысле есть вопросы и предложения!

— В каком смысле? — опешил куратор, вопросы, скорее всего, не предусматривались инструкцией.

— Во что я должен одеться? У меня даже костюма приличного нет, я что в потертых джинсах и старых кроссовках полечу за рубеж?

— Хм-м, решим вопрос, размеры ваши в хозчасти есть. Еще?

— Мне нужен напарник. Желательно аналитик, желательно в прямом контакте, чтобы не задействовать радио или телефонную связь, — как можно более беззаботным тоном заявил я.

— Это лишнее. Мы не можем вводить дополнительных людей в операцию, — отметая предложение, отрезал куратор.

— Если вам так кажется, так может, вы сами поедете в Париж? — желчно поинтересовался я.

— А вам не кажется, что вы себе слишком много позволяете? Если вы откажетесь, мы можем задействовать другую группу.

— Вам нужно выполнить задание или соблюсти инструкцию? Я требую только то, что необходимо для успешного выполнения задания, и не хочу остаться крайним в случае его срыва по любой причине.

— Решать буду я, а вы не забывайте, что через четыре часа я погружу вас в вертолет, даже, если вы будете в подштанниках! — отрезал куратор, не в силах слушать далее мои наглые требования.

Никогда и никто не позволял себе разговаривать с ним таким тоном. Он был властью в последней инстанции, ему разрешалось карать и миловать по полной программе. Точнее по полной программе разрешалось карать, тут особых затрат не нужно. А вот миловать в пределах установленных лимитов спецпайка и премий за боевые выходы.

Он привык, что я всегда соглашался с ним во всем, что я стал повторителем его слов, исполнителем его приказов. По-другому и быть не могло, меня поставили в положение заложника без права требования. И вдруг бац и мордой в стену. Какая неприятность! Примите мои соболезнования, но привычки пора менять. Самое время! Сейчас не сработают все ваши заготовки, у вас элементарно нет времени, господа.