Сергей Шангин - Без царя в голове

Представил себе Иван неимоверность задачи, загрустил и в тот же момент эти самые делянки и увидел. Убегают вдаль деревца, колышутся листочки на ночном прохладном ветерке, звезды в небе горят, словно алмазы драгоценные, луна меж облаков редких… Стоп!

Звезды! Чуть не заорал Иван во всю дурь — звезды вижу! Да вовремя спохватился, потому что не сам он их видит, в чужом он сейчас сознании, гость он тут, а в гостях шуметь не принято.

— Кхе-кхе, не спите?

— Кто же ночью спит? — проворчал знакомый голос. — Ночью у дерева самая работа, днем спать будем.

— Извинения прошу, не 12–20—44—35 случайно будете?

— Ну, он, а тебе какая надобность, странник?

— Так это же я, Иван, не узнали? — обрадовался Волгин, словно старого знакомого после долгой разлуки в незнакомом городе повстречал. — Давеча мы с вами беседовали.

— Давеча? Иван? Странное имя. Не помню! — отрезал собеседник. — Чего надо? Говори и отваливай, некогда мне, занят я. Нет покоя ни днем ни ночью, все шастают и шастают, развели молодежь, ни уважения к старикам ни почести, — ворчал давешний любезный собеседник.

— Милейший, я по важному делу, можно сказать полномочный посол! — возмутился Иван столь странному равнодушию со стороны недавнего собеседника.

— Ой и надоел же ты мне, говорун. Нужно сказать фермерским, чтобы опрыскали тебя десколификатором.

— А это чо такое, — насторожился Иван, испытывающий неосознанное подозрение ко всяким непонятным словам.

— Дурь из башки вышибает напрочь, — сварливо пояснил деревянный старичок, — не будешь шастать вот так и беспокоить народ. Станешь обычным деревом, спокойным и безобидным. Как там тебя зовут, говоришь?

— Ага, разбежался, назвался. Чтобы я никогда больше звезд не увидел? А накося, выкуси, дедушка!

В тот же момент непонятный импульс выдернул Ивана из сознания живого дерева. Он открыл в недоумении глаза, чувствуя странное жжение в пятой точке.

— Вы произнесли слово «звезды» и мы сочли необходимым вас вернуть, — любезно пояснил граф Вельде, убирая палец с кнопки.

— Звезды? — заторможено спросил Иван. — Ах, звезды! Помню, звезды, где нарисовать? Давайте планшетку, — приказал он, потирая ужаленную током задницу.

Эпизод с непонятным десколификатором Иван решил не озвучивать. Меньше болтаешь, крепче спишь. Графу Меньшикову Иван склонен был доверять, но остальная пестрая компания доверия не вызывала, скорее даже наоборот. Пока беда рядом, будут вместе, а стоит секретом овладеть и снова врагами станут. Так что придержим информацию для своих. Знать бы еще наверняка, кто здесь свой, а кто чужой.

Иван сосредоточенно пыхтел, вырисовывая запомнившиеся ему звездочки.

— Или так, — засомневался он, зависнув карандашом над очередной точкой. — Облака там по небу летели, вот и мерещатся лишние звездочки, — пояснил он виновато.

— Волгин, не валяй дурочку, нам твое «или так» месяц на обработку добавит, — сунулся под руку Каховский. — Точнее, брат, точнее, нам ошибиться нельзя.

— А давай сам туда слетай и точнее нарисуй, — рассердился Иван. — Умный какой нашелся.

— Господа, не спорьте. Каховский, отойдите в сторону и ждите результата, не мешайте оператору. Продолжайте, лейтенант. А вас граф, я попрошу заняться нашими друзьями, — приказным тоном обратился магистр к Меньшикову.

Самое странное не взгляд Ивана заключалось в том, что Меньшиков беспрекословно выполнил приказ варга, словно и не Меньшиков был тут главным и не на своей собственной планете находился. Отметил Иван странность такую, да отложил до лучших времен. Кто их знает с их союзом неожиданным, как у них старшинство да главенство распределилось.

— Все, больше не помню. Еще луна была, вот тут приблизительно.

— Одна луна?

— Одна, другой не видел, это точно.

— Вот и ладненько, — магистр смотрел на Волгина с каким-то странным блеском в глазах, словно хотелось ему задать вопрос, да не решался.

— Еще чего сделать? — на всякий случай поинтересовался Иван, памятуя о друзьях. — Могу быть свободен?

— Можете, — легко согласился магистр. — Но, учитывая особую секретность и важность операции, отдыхать придется при лаборатории. Арчи, Додж, Джонсон, Рич, проводите нашего гостя в его комнату, — распорядился он.

Иван хмыкнул. Ничего себе гостеприимный хозяин — четыре здоровенных лба провожают до комнаты. Интересно, а они с ним и в гальюн строем пойдут. Хотел было Иван съязвить по такому поводу, но увидев неулыбчивые лица охранников магистра вблизи, решил приберечь остроумие на потом.

Не время отношения выяснять, когда такая беда у границ стоит, обождем с обидами до после войны. Уж там не обижайтесь, если кому в лоб лишнего прилетит, сами нарвались. Иван пыхтел внутри себя, как перегретый чайник, но пар не выпускал, выучка полицейская сказывалась.

Слава богу охранники в комнату не пошли, на пороге остались. Только Иван в комнату вошел, как за спиной замочек клац и закрылся, а ручки-то на двери нет. С виду комната обычная, а по сути камера-одиночка, но выбирать не приходится. Упал Иван не раздеваясь на широкую постель и призадумался.

Друзьям-то он план подсказал, справятся или нет все от них зависит, на то они и боевые офицеры. Но самого главного он не допетрил. Забыл про самое дорогое: как Люська выбираться из этой заварухи будет? Удастся идея с побегом друганов, так первым делом за ней пошлют, если уже не послали. Потому как соловей хорошо поет, если его за… в общем есть за что подержать.

Не верил Иван графу, хоть ты тресни, не получалось поверить в чистоту его намерений. Уж сильно нынешний Меньшиков от давешнего отличается. Тот хоть и сволочь порядочная был, да свой в доску — убьет, но с чувством. А этот как деревяшка холодный, словно вынули из него душу и подменили на другую. Слова говорит правильные, а по глазам видно, что не всю правду открывает.

А раз графу веры нет, значит перво-наперво самое ценное спасать надобно. Не деньги, отродясь их у Волгина не было, знать и не будет вовек. Люську спасать нужно, прихватят девицу, тогда им обоим конец. Только как же ту Люську спасать, коли сидит он в этой тюрьме комфортабельной, как злодей какой?

Пригорюнился Иван, призадумался, образ милый перед взором внутренним как живой всплыл. И видит он Люську как наяву, сидит она прямо перед ним и в глаза ему смотрит. Господи, сидит-то можно сказать голышом — из всей одежды гребень в волосах. До чего же образы срамные, но до чего аппетитные, аж слюни текут от таких фантазий. Любуется Иван Люськой и сам собой восхищается — отродясь Люську голой не видел, а эвон как воображение работает, почище любого художника нарисовал.

Сидит Люська как живая — дышит, моргает. Иван про все забыл, Люська все мысли из головы вытеснила, оставив заместо них розовый кисель любви. Еще чуть и Ванька язык высунет, скулить жалобно начнет, так его к тому образу тянет, так манит руку протянуть и погладить прелестные формы и выпуклости.