Эльрида Морозова - Оборотная сторона Луны

Я с сомнением смотрела на него. И снова старые мысли полезли в голову. Вот бы схватить его за шею да свернуть. Или ударить по руке и открыть рану. Как можно было убить высокого и здорового парня сподручными средствами?

Лео как будто бы прочел мои мысли.

– Мне можно будет спокойно спать этой ночью или опасаться покушения на жизнь? – спросил он.

Я постаралась говорить максимально честно.

– Подумай сам, в каком я положении. Если обо мне кто-то узнает, меня убьют. Ты знаешь. И пока что ты один. Но как я могу тебе верить? Я – как ты говоришь, «из чистеньких» – верить тебе, каторжнику? Я даже не знаю, за что ты сидишь: убийство, изнасилование, расчленение трупа, извращение, подлог, шарлатанство или все это вместе. Как я могу доверять тебе?

– Хорошо, – сказал Лео. – Давай поговорим не как «чистенький» с каторжником, а как мужчина с мужчиной.

– Как человек с человеком, – кивнула я головой.

– Я не собираюсь тебя выдавать. Я понимаю, что тебе тут очень хреново. Наверное, хуже всех. И может быть даже, хорошо, что я тебя обнаружил. Потому что смогу иногда одернуть, чтобы ты не совершил очередную глупость. Я… Я не знаю, как еще тебя убедить. Но даже с эгоистической точки зрения. Мне нет резона выдавать тебя. С Волком или Триппером я не дружу. Выслуживаться перед ними мне незачем. Остальным ты нафиг не нужен. Поиметь с тебя мне ничего не удастся. Зато если ты будешь рядом со мной, ты всегда подскажешь, где столовая, а где медпункт. Ну что, понял?

Я с сомнением смотрела на него.

– Ты понял? – повысил голос Лео. – Я говорю с тобой как мужчина с мужчиной. Отбрось замашки «чистенького», а я отброшу замашки каторжника.

Я покачала головой:

– Чтобы нам уравняться, мне надо кое-что отбросить. А тебе – принять недостающее. А где ты его возьмешь?

Наверное, это была непростительная грубость. Наверное, мне в ответ следовало бы хорошенько врезать в ухо. Но Лео почему-то ничего этого не сделал. Он только поджал губы и сказал:

– Я же говорил: ты ставишь себя выше, чем нас.

Я нашла нашу комнату, тихонько отворила дверь. Хотела войти на цыпочках, чтобы не разбудить Брайена. Но тот сонно зашевелился и приподнялся на постели.

– Ах, вот вы где! – сказал он. – Ну как, хорошо потрахались?

Я остановилась на пороге. Опять старое ощущение страха, будто бы меня разоблачили. Я и забыла, что каторжникам нет разницы, кого трахать: мужчин или женщин. Они могут делать это даже с трупами.

Именно в этот момент я поняла, что Лео может скрывать от других, что я не каторжник. Но от своего друга он это не скроет. И вскоре и Брайен будет знать обо мне.

– Хватит этих глупостей, – сказал Лео.

– Станете убеждать меня, что выходили по другим причинам? А почему тогда у Эла нос разукрашен? Ах ты, шалунишка! – погрозил он пальцем Лео.

Тот кинул на меня извиняющийся взгляд. А потом повернулся к Брайену:

– Слушай, мне до смерти надоели твои плоские шуточки! Постарайся говорить о чем-нибудь другом. О еде, например. Ты же так любишь покушать.

– Я стараюсь, Лео. Но когда вы вдвоем ушли трахаться, а меня оставили одного, я не мог больше думать ни о чем другом, кроме секса.

– Идиот!

– Педик, – не остался в долгу Брайен.

Наверное, у них такой юмор. Мне никогда он не казался смешным. И никогда я не пойму, над чем тут можно смеяться. Обзывать друг друга, унижать – это и есть верх остроумия по понятиям каторжников?

Говорят, все преступники – люди со сдвигом. Во-первых, к этому предрасположены люди с антисоциальным поведением, у которых снижена планка обычных моральных законов. Во-вторых, совершив однажды убийство или попав в эту среду, как можно остаться равнодушным ко всему этому? В этих условиях невозможно не сломать свою психику. Если мне суждено выбраться отсюда живой, я, наверное, попаду в какую-нибудь психиатрическую клинику.

О, как бы мне хотелось сейчас попасть в какую-нибудь клинику, пусть даже психиатрическую, только где-нибудь на Земле, подальше отсюда. Я бы тогда забыла обо всем, что тут было. И было бы так хорошо, так спокойно на душе…

– Завтра сюда должен прилететь корабль, – тихо рассказывал Лео своему другу. – Волк хочет захватить его, поиметь заложников, а потом отправиться на Землю.

– Неплохо, – оценил Брайен.

– Ты считаешь?

– Да. Нам ведь надо добраться на чем-то до Земли. А там уже разбредаться своей дорогой.

– Ракету надо сначала захватить, – напомнил ему Лео. – А там тоже не дураки, небось. Если они и пришлют нам корабль, то не с пассажирами, а с группой захвата. И всех нас тут попередушат.

– А ты, что ли, хочешь им так просто сдаться?

Лео глубоко вздохнул и ответил не сразу.

– Бывают ситуации, в которых нет наилучшего выхода. Как ни крути – все плохо. Это ситуации, которые нельзя было допускать. Лучшим вариантом было остановить это сразу, пресечь на корню. Но это не получилось. Ладно, когда умираешь за дело, в которое веришь. А когда бессмысленно… Нет, это не так называется. Это не отсутствие смысла, это против всякого смысла вообще. Мы теперь – это не Брайен, не Эл, не Лео, мы часть этой толпы. Не винтик в машине, а, скорее, мусор, подхваченный потоком. Мы умрем за чужое дело. Было бы не так обидно, если бы за дело. А то за чье-то минутное настроение…

– Слушай, хватит говорить о смерти! – шикнул на него Брайен. – Когда я про секс говорю, тебе не нравится. А мне, думаешь, нравится выслушивать про смерть? Знаю, знаю. Сейчас скажешь, что говоришь правду. А я, мол, осел, не внемлю голосу разума. Даже если бы передо мной апостол Павел появился и начал бы пороть правду, я бы и то не захотел слушать. А тебя и тем более. Ты не апостол. И хватит прочищать мне мозги. Не хочу я слушать твою правду. То, что ты считаешь правдой по своей глупости. У меня есть теплое одеяло и мягкая кровать, удобная одежда и сытый желудок – вот моя правда.

– Если даже ты не хочешь рассуждать здраво, никто не станет этого делать, – вздохнул Лео. – Если бы нам организовать несколько человек…

Брайен привстал на кровати и обратился ко мне:

– Эл, признайся: это от его сказок у тебя кровоточат уши? Значит, скоро и у меня так начнут!

Мы легли, наконец, спать. Тяжелый день, даже слишком тяжелый по всем человеческим меркам. Но сейчас у меня был мягкий диван, теплое одеяло и сытый желудок. И я ощущала какую-то тихую радость от всего этого. Я все еще жила, думала, чувствовала, хотела чего-то. Напряжение, сковывающее мое тело и разум, наконец, ослабевало. Взамен приходила обычная усталость.

Нет, не надо думать о том, что ожидает впереди. Главное: сейчас я жива и в относительной безопасности. И у меня есть мягкий диван, теплое одеяло и сытый желудок. А если завтра меня не станет… Что ж, такова была моя судьба. Все люди когда-нибудь умирают. Кто раньше, кто позже, кто своей смертью, а кого убивают.