Алексей Пехов - Летос

Перед ним была сказка. Тот, кем пугают детей вечером, если они не слушаются или не хотят спать. Тот, кого поминают по случаю и не к случаю и обвиняют во всех своих бедах.

Шаутт. Один из демонов, появившихся благодаря асторэ и Шестерым. Существо, что было самим злом.

— Ну так что, Тэо, — голос звучал издевательски, — знакомы ли мы с тобой?

Пружина покачал головой. Нет. С тварью, забравшей тело его мертвого друга, он не хотел иметь ничего общего.

Шаутт отбросил вилы в сторону, Тэо напрягся, понимая, что ему представился шанс, но лицо демона исказилось, и он рявкнул:

— Только попробуй! Раздроблю колено! — И тут же добавил, улыбнувшись мертво и неприятно, словно пытаясь сдержать вспышку гнева: — Мне не хотелось бы начинать с этого наше знакомство.

— Зачем ты здесь?

— Это у тебя надо спросить. Ты же выпустил меня.

— Я не делал этого.

Шаутт больно стукнул Тэо в лоб указательным пальцем:

— В этой черепушке только ветер, залетевший в нее во время твоих заячьих прыжков? Нет?! Тогда напряги свои мозги, шут! Статуэтка! Помнишь ее? Этот неудачник, мечтавший о монетах, отрыл ее и сдох. Его кровь и ты дали мне возможность веселиться. — Его губы растянулись в улыбке, обнажив темные зубы. — Вот как мы поступим. Ты окажешь мне кое-какие услуги, а я расскажу тебе, как избавиться от того, что появилось на твоей спине.

— А если я откажусь?

— А таких вариантов нет. — Его зеркальные глаза были безучастны. — Ты найдешь указывающую. Ее зовут Шерон. Сопроводишь ее в Талорис. Там и поговорим.

Он хлопнул Тэо по плечу, и того накрыла волна тошноты. Ноги стали ватными.

— Вечно забываю, какие вы нежные, — проворковал демон, но руки не убрал, лишь сжал пальцы на плече еще крепче, и акробат взвыл, ударил что есть силы чудовище в подбородок и тут же оказался на земле.

Получил пинок ногой в живот, отчего все же не удержал завтрак. Перед глазами носились тени, спину жгло огнем, казалось, из нее вот-вот вылезет нечто, разрывая мышцы и кожу.

— Слабая плоть. Какой же ты жалкий червь. — Шаутт носком ботинка приподнял подбородок Тэо, заглядывая тому в лицо. — Но кровь твоя помнит, хотя не помнишь ты.

Пружина попытался встать, но его повело, и тогда он просто сел и сказал непослушным языком:

— Я видел тебя там. В окне. Почему же ты пришел только сейчас?

Слабый удар стопой в грудь опрокинул его на спину, но на этот раз акробат совершил задний кувырок, оказываясь на ногах.

— Знай свое место.

Страх сменился злостью. Тэо хотел лишь одного — уничтожить это существо. За то, что оно сделало с Хенрином. Пружина не знал, прочел ли шаутт его мысли или понял все по лицу.

Житель с той стороны с пренебрежением пожал плечами:

— Он мертвец. Давно бы уже гнил, если бы не я.

— Мог бы найти кого-нибудь другого.

И вновь акробат пропустил тот момент, когда демон начал двигаться и внезапно оказался рядом.

— И в кого же мне стоит войти? В тебя? Или, быть может, в ту чудесную толстуху, что кормила тебя столь аппетитным завтраком? — Он мотнул головой в сторону того места, где этот завтрак теперь остался. — Тебе бы понравилось, если бы я был в ее теле, а?

Шаутт рассмеялся, и Тэо тодвинулся от него, стоящего почти вплотную, источающего вокруг себя тяжелый и необычный запах, незнакомый Пружине.

— Передай указывающей.

Что-то упал к его ногам.

А в следующее мгновение то, что не было Хенрином, находилось от него в добрых двухстах ярдах, направляясь через поле к городу.

Ей не стоило возвращаться в Нимад. В первый раз эта мысль пришла, когда шторм только, начинался. Но после схватки с уинами, когда море выкинуло Лавиани на берег, провезя по камням, а затем тут же схватило за ноги, решив утащить назад, в пучину, она вновь подумала о том же.

Дождь лил стеной, и не было сил идти дальше. Море выпило ее, как жадный до бренди пьяница опустошает попавшую ему в руки дармовую бутылку.

Досуха.

Она, кашляя и дрожа, спряталась под одной из лодок, там, куда долетали соленые брызги. От этого холода можно было умереть, хотелось спать, но сойка знала, что делать. Думать об огне. Это вселяло в ее тело жизнь.

Через несколько часов, к середине ночи, она, точно ящерица, нагревшаяся на солнце, выползла из своего укрытия. Все так же шел холодный дождь, но его мягкую песнь заглушал грохот волн.

Маяк горел синим светом, словно все шаутты мира собрались возле него на званый ужин. Она не знала, что там случилось — выбрался на берег кто-то с погибшего судна и умер или же просто смотритель отдал душу тьме, — не собиралась проверять и пошла в другую сторону, но сочла, что предзнаменование не слишком хорошее.

В свете молний увидела вдалеке фигуры троих людей, спешащих к месту, где появился заблудившийся. Лавиани не хотела показываться им на глаза, потому спряталась за камнями, кляня дождь, уин, раздражающий глаза синий свет, холод и острый, как ее нож, ветер.

Город встретил ее утопающими в воде улицами, мертвыми домами, желтыми фонарями и пустотой заброшенного кладбища. Она не была здесь долгие десятилетия и плутала по пустынным кварталам окраин, пытаясь вспомнить дорогу.

Надежд у сойки было немного, но дом, который в детстве она считала своим, уцелел. Фонаря на нем не висело. Вполне ожидаемо. Те, кто когда-то был ее семьей, давно отправились на ту сторону.

Попасть внутрь не составляло труда, несмотря на запертую дверь и опущенные ставни. Она цепко забралась по стене и проникла в здание через прохудившуюся, не чиненную много лет крышу. Перекрытия на втором этаже сгнили и частично обрушились, спуститься вниз было непросто.

Лавиани нашла сухой угол, сняла мокрую одежду, выжала ее. Огонь разжигать не стала, не желая привлекать внимание. Села, поджав ноги, и закрыла глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах.

Сойка ощущала злость. Из-за гибели циркача, с которым она так долго возилась, точно он был ее сыном. Из-за того, что дом ее детства давно мертв. Она бежала через половину мира, надеясь скрыться от Борга, а в итоге загнала себя туда, откуда уже некуда идти.

Нимад можно было назвать краем обитаемого мира. Заброшенным медвежьим углом, где нет ничего, кроме моря, овец и опасных ночей.