Андрей Прудковский - Дхана и иные миры

— Не буду, юноша, — отвечает мне мысленно Саид. — Но пусть всё же посидит немножко в камере и подумает, кому можно, а кому нельзя врать. А с тобою нам надо поговорить наедине.

С берега пруда мы с Саидом поднимаемся на плоскую крышу. Резко падает полог ночи, и над нами зажигаются звёзды. Мы лежим на белоснежных шкурах горного барса и, не спеша, ведём разговор.

— Итак, юноша, откуда и куда ты держишь путь?

Я постарался вспомнить своего отца, как бы он ответил на такой незатейливый вопрос. Перед глазами предстала картина детства: отец обхватил руками большое дерево и говорит: «Какое же оно круглое, а у нас — все деревья квадратные!..»

— У кольца — нет конца. Но путь моего отца всегда был с четырьмя углами, да и мой, похоже, весьма угловат.

— Забавно, забавно, юноша. А откуда родом твой уважаемый отец и как твоё отчество.

— Отец никогда не говорил мне, откуда он родом. Ему пришлось покинуть меня, когда мне было всего семь лет. Его имя я назвать не могу. В качестве отчества я взял имя любимого отцовского пса Рекса.

— Тогда я буду называть тебя Ибн-Кальб, что значит Сын Собаки, а меня можешь называть — Шадмане — это моё имя для домашних. Значит, отца твоего звали Ра. Любопытно, любопытно…

— Уважаемый Шадмане читает в моих мыслях.

— Немного, но не беспокойся, это знание останется со мною. Да, кстати, а что передал тебе твой уважаемый отец, какую мудрость?

— В основном, он передавал мне учение «о четырёх истинах», которое исповедует их племя.

— Как-нибудь, если на то будет воля Аллаха, ты меня просветишь в учении об этих «четырёх истинах». А о пяти драгоценностях тебе отец ничего не рассказывал?

— Увы, нет.

— А не упоминал ли отец при тебе каких-либо имён….

— Нет, никаких имён отец при мне не упоминал, кроме имени своей любимой жены Съегле.

— Интересное имя. А на каком языке разговаривают в землях твоего отца? Можешь ли сказать мне что-либо на этом языке?

Я попытался вспомнить что-либо цельное из того, что произносил отец… Утро, капли росы на ветвях, мы с отцом в весеннем лесу наблюдаем восход солнца. Вот над полем выплывает розовый край и отец начинает петь свой гимн Солнцу. Я вспомнил даже мотив….

— Да-а??? Я знаю около сотни языков, но здесь не понял ни одного слова. И мелодия совсем чуждая. Что это было?

— Это был гимн Солнцу, который отец пел каждый раз на восходе.

— Твой отец — огнепоклонник?

— Да, он признавал огонь священным и поклонялся Солнцу, которое называл Хан.

— Хоть одно знакомое слово. Что я тебе скажу. Возможно племя твоего отца — это та недостающая пятая ветвь, отколовшаяся ещё до рождения Пророка, а скорее ещё ранее — до рождения великого Иссы. Но если тебе предназначено быть посланцем, то отец должен был передать тебе соответствующую Бараке.

— Отец ничего не успел сделать, он исчез так внезапно, но затем к нам приехала моя сестра и привезла с собой нечто, что её просили передать старейшины племени, может, это и есть та самая Бараке, о которой вы спрашиваете.

— Так передай её мне.

— Я могу её передать только сразу четверым, но мыслящим, так же, как Вы сами.

— Так, так,… и также умеющими читать мысли?

— Да!

— Есть некоторые трудности. Читать мысли может только мой младший внук, тоже Саид, остальные неспособны, впрочем…, а женщины тоже годятся?

— Да!

— Две моих любимых жены умеют это делать, хотя, конечно, и не так хорошо, как я сам.

Мы так и остались спать под южными звёздами на крыше дома Саида. На следующий день Саид позвал своего младшего внука, парнишку лет двенадцати, а также пришли две женщины в чёрных чадрах. Впрочем, мысли их были открыты и излучали лукавство и откровенное любопытство. Я научил их всех методике соединения четырёх, и к вечеру мы провели настоящий получасовой сеанс. Под конец сеанса я вдруг ощутил яростное сопротивление чьей-то злобной мысли и усилил напор, сконцентрировав всю силу четырёх на сопротивляющимся объекте. Тот трепыхнулся пару раз — и затих.

— Я чувствую, что-то случилось, — сказал Саид старший.

— Да, кажется, в результате кому-то стало очень плохо!

Через пару минут прибежал человек и сказал, что скончался архитектор.

— Не Бараке, а проклятие ты принёс мне, Ибн-Кальб! Кто теперь будет проектировать мои дворцы и защитные сооружения?

— Виновата не моя Бараке, а человек, который умер, — он умер от собственной злобы.

— Как ты это сможешь теперь доказать?

— Надо осмотреть его вещи. Я думаю, доказательства найдутся.

Доказательства, действительно, нашлись: пузырёк с ядом и миниатюрная радиостанция. Это был явный шпион, правда, неизвестно чей.

— Как ты думаешь, почему старейшины твоего племени только сейчас послали нам эту Бараке.

— Долгие годы с её помощью они держали в глубине болот злой дух УЫЫ, но люди по глупости освободили УЫЫ, теперь нам всем придётся опять загнать его в болото. Так говорит моя сестра. Злобный УЫЫ ненавидит число четыре и исповедует магию числа два. С её помощью он хочет править миром.

— Я, кажется, знаю, о ком ты говоришь. Говорят, лет пять назад далеко на востоке, за горным хребтом захватил власть сумасшедший император Ку-У. Он издал указ казнить любую группу людей, если их число в ней окажется кратным четырём. Воины его врываются в дома и пересчитывают всех присутствующих там. Когда войска императора Ку-У идут в наступление, всё живое дрожит от ужаса, даже звери выбираются из своих нор и спасаются бегством, и, если бы не минные поля и заградительные линии с автоматическим оружием, то, вполне возможно, войска императора Ку-У захватили бы всю Землю. Ладно, теперь с делами покончено, и я поручаю тебя своему внуку Саиду-младшему.

У меня был месяц самой замечательной жизни, какую я только мог себе представить. По утрам я слушал пение стихов из Корана, днём уходил в окрестные леса охотиться с Саидом-младшим. Я научил его превращаться в такого же кота, как умел сам. Вместе с ним в виде двух диких котов мы скрадывали куропаток, а иногда и съедали их прямо живыми, выплёвывая на землю перья и кости. Вечером — музыка и танцы прекрасных дев… Иногда Саид-весёлый расспрашивал меня об учении «четырёх истин». На удивление, я чувствовал себя совсем, как дома, поэтому такой неожиданностью стала для меня необходимость прощания.

— Ты мне близок, как сын. — сказал мне на прощание Саид-весёлый, — Была бы моя воля, — оставил бы тебя с собою навсегда. Но ты носитель Бараке, и как носитель — ты должен идти и нести её туда, куда требует твоя судьба. Я, в свою очередь, передам твою Бараке всем, кому положено её иметь. А возможности у меня для этого есть и на этой земле, и, даже, на иных континентах. Кроме того, ты, оказывается, являешься носителем и ещё одного дара, которым ты пожаловал моего внука. Надо сказать, весьма опасного дара, лучше бы этим ты больше никого не одаривал! Напоследок, Саид подарил мне серебряное кольцо с затейливым чёрным орнаментом и сказал: