Валентина Когут - Рангила. Кто-то рядом

– Ну, нормально, – изумился Влад. – А Никитке ты что поешь?

– Так, «Арию – Потерянный рай». Ты знаешь, как ровно ложится? – засмеялся Игорь.

– Ну, ты даешь! – покачал Влад головой. – А из его репертуара что-нибудь поешь? Он ведь малыш.

– Помнишь мультик «Щелкунчик»? Там финальная песня «На краю земли» называется. Ну, ее еще Александр Маршал и Анжелика Маркова пели. Так вот кроме этой, я ни одной нормальной детской песни не знаю. Вот ее и пою.

– А-а-а, да, – сказал Стас. – Помните, как на прошлый день рождения он нас всех заставил спеть ему ее? Дим, помнишь?

– Да, помню, – разнежено ответил Дмитрий, предвкушая скорое возвращение домой. – Славная песенка.

Его язык, наверняка скоро отсохнет от такого количества вранья. «На краю земли» была одна из его любимых детских песен. Он обожал ее до ломоты в зубах. Каждая строчка веяла детством и безмерной добротой. Но он же, майор Бартон, не может заикнуться о таком прилюдно. Никитка тогда, действительно, попросил их спеть ему эту песню и они на все лады, кто как мог, сообразили на шестерых, подсматривая слова в Гугле.

– А может, и сейчас тряхнем стариной? – внезапно предложил Макс.

– Ты обалдел, что ли? Прямо в больнице? – сказал Стас.

– А что? Прям тут и затянем, – ухмыляясь, продолжал он.

– Ты себя видел? – спросил Дмитрий. – Гора мышц и роста, поющая детскую песенку.

– Ты, давай, не включай стереотипы, – сказал Макс. – Давайте. Запеваем. «Ночь пройдет, отгремит гроза…»

– Нее, Макс, ты же это не серьезно? – сказал Влад с сомнением.

– Очень даже серьезно, – невозмутимо сказал тот. – Давай, Дим. Ты начинаешь, я подхватываю.

– Даже и не думай, – сказал Дмитрий, смотря на него исподлобья.

– Да ладно тебе. У тебя классно получается. Давай, «Ночь пройдет, отгремит гроза…».

– Что тебе, интересно, вкололи напоследок? – поинтересовался Дмитрий.

– Озверинчик, – пошутил Влад.

– Эй, ну, хватит вам куксится. Нас же выписывают! – не унимался Макс. – Давайте, запеваем «Ночь пройдет, отгремит гроза…».

– А я вот подумал, – начал Шарадин. – Может, отстранить тебя на время от всех заданий?

– Ага, мечтайте, Николаич, – огрызнулся Макс.

Он покрутил головой во все стороны, но не нашел энтузиазма в товарищах.

– Блин, вот облом! – с досадой сказал он.

– «Спой», – неожиданно зашуршало множество бумажек на столе.

Все буквально подпрыгнули.

– «Спой», – опять пронесся ветерок по бумагам.

Нет, ну это уже полнейшая наглость с ее стороны зло подумал Дмитрий. Она за кого его принимает? Что она вообще о себе думает? Это нормально вот так заявиться, и требовать что-то для нее сделать после того, что она с ними сделала? Он, что, по ее мнению, похож на клоуна?!

Он даже ухом не повел на ее внезапное появление.

– «Спой», – опять сказал она.

– Даже и не надейся, – сердито ответил он. – Я не собираюсь даже пальцем об палец для тебя ударить. Разворачивай свою задницу и вали отсюда.

Последняя фраза прозвучала более чем грубо. Но Дмитрию было глубоко наплевать. Он был зол на нее и не собирался менять своего отношения к ней, несмотря на все ее милые подкаты.

– Господа, я принес наши выписки, – сказал вошедший док. – Можем, наконец-то, ехать.

Очень осторожно все присутствующие пошли в сторону выхода, боясь, что Объект взбесится на фразу Бартона. Но все прошло благополучно, и они удобно разместились по машинам.

– Игорь, я поеду первым. Ты за мной, – сказал Дмитрий.

– Ладно.

Машины почти бесшумно завелись и выехали за пределы территории больницы.

Домой, подумал Дмитрий, сжимая пальцами руль. Наконец-то домой.

«Н-да. Натворила она делов. Ее охранники теперь десятой стороной ее обходят. Еще бы. Она бы тоже обходила, если бы ей пытались вывернуть мозги наизнанку.

Что ж теперь поделаешь? Прошлого изменить она не может. Придется смириться с тем, что в этом мире на восемь человек, которые ее ненавидят, стало больше. До этого были только Анталы. Теперь вот еще и люди.

А она везде успела отличиться, горько подумала она. Но ничего. Время все лечит. Завтра Разноцветный придет, они поговорят, она попрощается и уйдет. Все просто. Просить прощения она не умела, поэтому в ее сценарии этого не предусматривалось. Кроме того, Разноцветный мужчина. А она женщина. Он не будет долго на нее злиться. Она не раз замечала, как он украдкой рассматривает ее. Она ведь теперь в полной физической форме. Только регенерацию кожи она притормозила, чтобы они не смогли увидеть ее черт лица. А так все было в идеальном порядке.

Осиная талия. Красивая и аккуратная грудь. Длинные ноги. Изящные руки.

В ней все было совершенно.

– Я красива, идеальна и умопомрачительна, – гордо улыбнулась она про себя.

– Ты в этом уверенна? – зашевелилась Память.

Да чтоб тебя!

– Да, уверенна, – вызывающе ответила она. – Мой единственный недостаток это отсутствие памяти.

– Ты в этом уверена? – снова зашептала Память.

Ее уже начинало трясти от этого вопроса. Но, в тоже время, холодный страх начал сковывать ее по рукам и ногам. Что скрывается там, в глубинах ее прошлого? Ей было страшно. Но дальше бежать от себя она уже не могла. Нужно раз и навсегда выяснить все, принять это и двигаться дальше.

– Говори, – резко сказала она.

В ответ было молчание.

– Говори, – повторила она.

Опять тишина.

– У тебя пять секунд, чтобы выдать мне все, что ты от меня прячешь, – яростно зашипела она.

И снова тишина. Никто ни с кем между собой не разговаривал. Ни Сознание, ни Эмоция, ни Логика, ни Разум. Была полная тишина. А потом она услышала знакомый голос:

– Ты хочешь вспомнить? – спросила Память. – Тогда вот она. Твоя жизнь.

Темнота в уголках ее памяти начала рассеиваться и она увидела. Наконец увидела.

Она увидела себя. Девочку шести лет. Она сидела, привязанная к стулу широкими ремнями, связанная по рукам и ногам. А вокруг ходили врачи. Как оказалось ей удаляли гланды и какие-то полипы. Никого не усыпляли, не очень-то и обезболивали. Вырывали практически по живому. Кровь прямо ручьями вытекала изо рта. Она кричала, как ненормальная. Докричалась до того, что сорвала свой детский голосок.

Она поежилась от увиденной картины. Брр. Так, ладно. Мне удалили гланды. И что в этом такого примечательного, подумала она. Это обычная стандартная, часто встречающаяся ситуация у маленьких детей, как теперь уже она помнила. Это не то воспоминание, которое хотелось бы похоронить. Что в нем такого?

– Один, – шепнула Память.

– Что один? – не поняла она.

Неожиданно она свернула в следующий лабиринт своих воспоминаний, в котором на этот раз была мама и одиннадцатилетняя она. И врач.

– Опять врач? – удивилась она.

Она стояла за дверью, а мама внимательно слушала то, что говорил врач. Она услышала что-то про искривление позвоночника. Или сколиоз, как оказалось, по-научному.