Сергей Лобанов - Сквозь Время

– А какой сейчас год? – спросил он.

Старик непонимающе посмотрел.

Иван чуть не ляпнул, от Рождества Христова, но вовремя сдержался.

Переяр дал не вполне понятный ответ:

– Лето сменилось на лето после того, как новгородцы сожгли церковь [17]. Перед этим ходил Владимир с войском на Корсунь, град греческий и послал к царям Василию и Константину, и так им передал: вот взял ваш город славный, слышал же то, что имеете сестру девою. Опечалились Василий и Константин и послали ему весть и так ответили: не пристало христианам выдавать жён за неверных, если крестишься, то и её получишь.

Услышал Владимир и повелел крестить себя, взял царицу и попов Корсунских. Корсунь же отдал грекам за царицу, а сам пришёл в Киев. Так и крестился он ради греческой девки. Низвергают теперь святилища наши и богов наших. Перуна в граде Киеве привязали к хвосту коня, двенадцать мужей били его жезлами, сбросили в Днепр, а мы бежали следом и провожали его до порогов – за пределы земли [18].

Тогда и убили сына моего Белиана. С тех пор мы здесь укрываем наших богов и молимся им, как молились все наши предки, и не примем чужой нам христианской веры.

Донёсся слух до меня, что в Новгороде срубили Перуна и сбросили в Волхов. А на Световита [19]по приказу датского короля набросили верёвку на шею и протащили посреди войска на глазах славян и, разломав на куски, бросили в огонь.

«Ага, понятно, только-только прошло крещение Руси, – подумал Бес. – Но многие славяне не захотели креститься, о чём в православной церкви не принято говорить, подавая историю крещения так, будто бы весь народ с радостью принял новую веру, с облегчением избавившись от непотребного язычества. На самом же деле, выходит, что христианство на Руси насаждалось. Дела-а!»

Переяр, погружённый в тягостные воспоминания, остановившимся взором смотрел на ближайший к нему костёр. Молодцы, не тревожа деда, тихо и чинно присели на соседнее бревно у другого костра. В почти ничем не нарушаемой тишине лишь потрескивали догорающие угли, выстреливая вверх искорками, быстро затухающими в темноте. На востоке небосвод начал заметно светлеть, свет звёзд поблек и стал постепенно исчезать.

Иван тоже задумался о своём житье-бытье и к большому для себя удивлению впервые за долгое время почувствовал, что мысли его не тяжелы, не исполнены фатальности, и не о войне они вовсе а, напротив, о чём-то мирном, отстранённом, успокаивающем. Постоянно страдающая душа не болит и не требует по привычке, как какого-то допинга, новых и новых импульсов гнева, исторгаемых из глубины сознания.

Когда звёзды почти потухли, старик пошевелился, будто стряхивая с себя невидимые путы, но остался молчалив и продолжал сидеть, пока первые лучи солнца не брызнули из-за верхушек деревьев.

Разноголосый птичий щебет усилился, суровый и тёмный лес, освежённый ночной росой, начал просыпаться и уже не казался таким тревожным и мрачным. Костры догорели, подёрнувшись серым пеплом. Страшные идолы с играющими на них в ночи отсветами пламени и тенями теперь не выглядели таковыми.

Переяр снял длинную рубаху, и Бес увидел испещрённый шрамами крепкий торс и сильные мускулистые руки старика.

«А дед-то непрост, – подумал Иван. – Здоровый, как бык и живого места на нём нет, видать, всю жизнь воевал. Сколько же ему лет? С виду – не больше шестидесяти а, глядя на лицо, все девяносто или сто можно дать. Интересно, как долго раньше жили люди? В моё-то время – лет шестьдесят и всё. Все больные, еле ходят. Редко кто дольше живёт и при этом относительно здоров».

Иван снова поймал себя на мысли, что думает о своём времени, как о довоенном, когда человеческая жизнь ещё не обрывалась неожиданно и страшно.

Один из молодцев куда-то отошёл и принёс деду другую рубаху, которую тот надел. Она оказалась чуть выше колен. Переяр подпоясался нешироким кожаным ремнём, а длинную рубаху сложил и засунул в перемётную суму, затем взял посох.

Палка, как отметил Бес, при его здоровье ему вовсе не нужна. Наверное, посох обозначал некий статус Переяра. Может быть, он был волхвом.

Почти сразу на посох села большая птица, спикировавшая откуда-то сверху. Её Бес уже видел при столь печальных для себя обстоятельствах.

– Вот и сокол мой, Волелюб, – довольно сказал старик и легко погладил птицу. – Лети, поищи добычу, да возвращайся. А я тебя свежим мясом угощу позже.

Сокол смотрел на Переяра круглым тёмным глазом, а потом сильно оттолкнулся от посоха, с шумом взмахнул крыльями, взмыл, уходя всё выше, где расправил крыла и величественно поплыл в утренней голубой синеве.

Переяр проводил его взглядом и сказал:

– Пора в путь.

По внутренним биологическим часам Матешина, по лесу они шли не более двух часов. Причём, с точки зрения тактики, шли довольно грамотно.

По пути частенько попадались то ли олени, то ли косули, то ли ещё кто, Иван в этом не разбирался. Лесные обитатели почти не боялись путников, лишь чутко и настороженно стояли, готовые обратиться в бегство. А вот о зайцах, прочей мелочи и пернатых такого нельзя было сказать. Они то и дело с шумом взлетали с веток, из травы, выскакивали из-под ног, уносясь прочь. В малиннике им даже попался медведь с довольной перемазанной ягодой мордой. Он лишь предупреждающе негромко рыкнул, ставя в известность нежданных гостей о том, что место занято.

Переяр и его спутники спокойно прошли мимо, а вот капитан, чувствуя свою непривычную незащищённость без оружия, изрядно струхнул, но старался не подать вида.

Вскоре деревья заметно уменьшились в обхвате, поредели, появился некрутой каменистый подъём, стали всё чаще попадаться заросшие мхом старые валуны, камни помельче и огромные глыбы, появившиеся здесь явно задолго до того, как на этом месте вырос лес. Так они добрались до каменной гряды, где в складках пластов оказалась совсем неприметная трещина. И если бы не весело горящий на ровной площадке костёр, Бес и не подумал бы, что трещина может оказаться входом в пещеру.

Они остановились у костра и Переяр негромко крикнул:

– Ярушка!

Из пещеры выбежала девушка, как определил Бес, лет восемнадцати, в простом без вышивок и украшений холщовом платье до пят, с распущенными, светлыми, длинными почти до земли, волосами. Голубые, как и у старика, глаза светились радостью от встречи, она счастливо улыбалась. Увидев незнакомца, остановилась, как вкопанная, вглядываясь тревожно в чужака непривычного вида.

Голубые глаза Ярушки и зелёные жёсткие глаза Беса встретились. Вдруг девушка покраснела до корней волос, развернулась и убежала в пещеру.

Переяр озадаченно крякнул, косясь несколько удивлённо на капитана, но ничего не сказал.

Девушки всё не было. Братья тем временем ощипали несколько куропаток подстреленных по пути Яробором из лука, и насадили их на деревянный вертел.