Евгений Щепетнов - Колян. Дилогия (СИ)

— Иди отсюда, рожа твоя наглая! Не трожь пирожок! Ладно, жри, только вали отсюда и не беспокой Николая Фёдоровича — пусть выздоравливает! А то я тебя сейчас шваброй тресну!

Перевозка оружия заняла бы год, не меньше, но надо ли ВСЁ вывозить, думал Колян. Расположение арсенала очень удобным, он находился прямо на перекрёстке магистральных дорог, откуда можно было контролировать движение с сервера на юг и по другим направлениям. А что если поставить казачьи заставы по дороге от Роси, через километров 50, или почаще, в ключевых местах, сделать что‑то вроде форпостов–постоялых дворов? В случае чего в них можно будет укрыться при нападениях. Создать там небольшие гарнизоны, сделать систему связи, например, с помощью системы зеркал, кодом передающих сигналы по цепочке друг от друга, а при отсутствии солнца — дыма от сигнальных костров или дымовых шашек.

«Систему кодов разработаем — не сложное это дело, — он усмехнулся про себя. Его мир возвращался во времена Средневековья — дымы, заставы, конные гонцы… — Ну а чего велосипед выдумывать, когда все технологии уже испытаны эффективной работой на протяжении тысяч лет? Кто виноват, что человечество отбросило на тысячу лет назад. Сам человек виноват».

После таких мыслей Коляна неудержимо потянуло на горшок и он негромко (голос так ещё и не восстановился) позвал своих женщин:

— Девчонки, на горшок бы мне надо. Помогите подняться.

— Ты чего придумал, Николай Фёдорович, — захлопотали вокруг него девушки. — Сейчас мы под тебя тазик подсунем, как раньше, вот и делай в него.

— Я сейчас вас покусаю, засранки! Ну‑ка, подымайте меня! Ещё я в судно не ходил…

— А что такого‑то? Полтора месяца ходил и не брезговал, а тут застеснялся… Вообще‑то мы тебя всяким видали.

— Давайте, давайте быстро!

Девчонки стали поднимать его, посадили на край лежанки, застеленной свежим бельем — видимо, пока спал, они поменяли его, а он даже не почуял. Голова у него закружилась, его резко затошнило и он чуть не свалился на пол.

— Вот! Мы же говорили! Ксюха, иди ко входу, чтобы никто не вошёл, я сейчас подложу тазик и сниму штаны с него. А ты давай не упрямься! Ты нам живой и здоровый нужен, а не развалина! Тебе лежать надо ещё с неделю, врач говорил.

Николай чувствовал себя унизительно. Но не делать же под себя — пришлось сдаться.

Тянулись дни после возвращения Коляна из небытия. Регулярно к нему забегал Диман, чтобы рассказать обо всём, что происходило в их мире. Пару раз заходил Михаил, с которым они решали насущные проблемы, пока у Николая не начинала болеть голова от умственных усилий или пока бабы не прогоняли зама от больного — в этом с ними никто не мог бороться, кроме врача, которого они слушали с почтением.

Врач был доцентом медицинских наук, пожилым мужиком семидесяти лет, очень приятным, интеллигентным и разговорчивым. Как оказалось, выжил он только потому, что во время апокалипсиса поехал на свою дачу — эдакий курятник на огороде. Постройку так же, как и многие другие, снесло ураганом и волнами, но курятник оказался крепко сколоченным и плавучим, что позволило пенсионеру выжить тогда, когда более молодые и здоровые люди погибали. Он с грустью вспоминал о своих детях и внуках, пропавших во время катаклизма. Доцент пробовал их искать, но безуспешно. Впрочем, он так и не оставлял надежду их найти, о чём нередко говорил. Тем и жил. В казачьем войске он, по настоянию Николая, открыл курсы обучения медицине всех желающих — и женщин, и мужчин. Он настаивал на том, чтобы передавать свои знания новым поколениям, иначе — случись что — травмы, ранения, что угодно — и лечить людей будет некому.

Было у него и своеобразное хобби. Хирург по специальности, он испытывал большое почтение к гомеопатии и народным траволечениям, что в нынешнее время было не просто важно, а жизненно необходимо. Конечно, Николай и сам знал несколько трав и кустарников, листья, стебли и ягоды которых могли служить лекарством при различных травмах или болезнях. Но его знания не шли ни в какое сравнение с энциклопедическими знаниями старого доктора.

Михаил с его фуражирами везде, где могли добывали медицинское снаряжение, инструменты, выкапывая их из‑под развалин, и у них уже набралось оборудование на несколько медицинских пунктов, даже была организована операционная. Анестетиком при операции был алкоголь, да мак с коноплёй. Больного опаивали до бессознательного состояния и практически наживо оперировали — ну а куда деваться, если ничего другого нет? И это‑то за счастье. Среди беженцев нашлось несколько медсестёр и врачей пониже классом, чем доцент. Благодаря его стараниям, в лес регулярно отправлялись специальные команды для поиска и сбора лекарственных трав — разумеется, под охраной, безопасность превыше всего. Но пока всё обходилось без эксцессов. Противник затих. Мародёры не навещали коляновцев и жизнь их текла мирно.

Через неделю Николай начал самостоятельно садиться на край лежанки, стараясь подольше находиться в вертикальном положении. Его мышцы, атрофировавшиеся за время бездействия, не хотели держать тяжёлое, мосластое тело, и он так и норовил завалиться назад. Но постепенно хорошее питание, отвары целебных трав, массаж девчонок сделали своё дело, и Колян уже мог при поддержке подруг перемещаться на скамейку у входа, чтобы впитывать солнечные лучи. Рёбра ещё ныли, нога при каждом шаге стреляла болью, но дурнота из головы выветрилась, глаза видели хорошо и мысли Атамана были чёткие и ясные. Девчонки наконец‑то оседлали его, утверждая, что врач рекомендовал это дело для поднятия его жизненного тонуса. Колян был совсем не против, он и сам чувствовал, что его мужское естество прямо‑таки оживает, когда они ему делали массаж. Они были очень осторожны, чтобы ненароком не задеть его помятые бока. А ему нравилось гладить их округлившиеся животики и набухшие груди. Он чувствовал, что силы возвращаются к нему уже не по дням, а по часам. Еще через неделю он сможет ходить сам и всё вернётся на свои места.

Сидя на скамейке у входа он наблюдал за движением в лагере. Там кипела бурная жизнь — загружались машины, тренировались казаки с оружием, по хозяйственным делам проносились взмыленные мужики и бабы. Заметив Атамана, они здоровались с ним и он с удовольствием отвечали им. Возле его дома Диман выставил пост из двух казаков, которые менялись днём и ночью — на всякий пожарный. Николай вначале протестовал, но потом решил — пусть будут. Хуже не будет, а случись что — помогут. Всё‑таки, две бабы у него на сносях.

Скоро он уже уверенно ходил по лагерю, немного прихрамывая. Его застывшее тело приобретало прежнюю форму.