Людмила Белаш - Русская фантастика 2010

Среди устаревших серий бытуют атавистические поверья. Одно из них гласит, что, если иметь безупречный служебный реестр, блоки твоего тела могут найти повторное применение при сборке синтета высшей степени Совершенства. Корректоры борются с подобными измышлениями, подобающими кинетам или виталам, но никак не детям Синтеза.

Более современный вариант этих техногенных ересей утверждает, что, оказавшись в Едином Хранилище, разум синтета ведёт вечный диалог с другими собратьями. Там он находит ответы даже на неразрешимые вопросы, ведь один из его собеседников — сам Прототип-Альфа-I-1, первое порождение Синтеза.

Каюсь, я сам после высадки на Магний-12 и гибели своего кластера чуть не впал в ересь. Меня спасла беседа с Корректором Альфой, который разрушил мои заблуждения безупречной логикой Совершенного. В частности, он представил неопровержимые доказательства, что Прототип-1 был необратимо разрушен ещё до создания Единого Хранилища. Его унаследованная от виталов плоть пришла в негодность, а примитивные синтетические узлы оказались не в состоянии хранить угасающую личность.

Итак, смерть для нас означает полный распад, остановку, конец функционирования.

Если это так, если я умер на Магнии-12, то почему я до сих пор мыслю и почему сквозь мои веки пробивается свет?

— Этот мир, — сказала Диаманта. — Я называю его Сад.

Она сидела на верхушке большого камня, закрывшись крыльями. Её взгляд был устремлён вдаль.

Исполинские деревья тянулись к небу, расчерченному облачными тропами. Между крон, задевающих облака, плыли летающие острова — большие и маленькие, поросшие зеленью или угрюмые, бесплодные. С их неровных краёв срывались сверкающие водопады, тысячи радуг играли в летящих каплях. Удивительные существа, чьи прозрачные тела были легче воздуха, пили из водопадов, срывали набухшие плоды с ветвей деревьев-великанов. С земли навстречу воде распускались огромные цветы. В бутонах цветов, будто в берлогах, находили себе пристанище звери, полные неспешной грации и достоинства хозяев этого места.

Я проверил свою память. В ней не было ни одной записи, позволяющей идентифицировать мир, в который я попал.

— Как этот мир называют кинеты? — спросил я.

— Кинетам он неведом. Как и всем остальным. Я попала сюда случайно во время Эфирной Бури. Вы называете такие явления Сдвигом.

Я кивнул.

— Та Буря изменила меня, — продолжала Диаманта. — Мне стали доступны все четыре Потока Эфира. Сначала я училась чувствовать Жизнь, Хаос и Синтез. Потом управлять ими. Создавать артефакты, объединяющие силы четырёх Потоков. Такие, как мой медальон.

— Твой медальон был разрушен в реакторе. На твоём теле не было больше артефактов. Как ты перенесла нас сюда?

— Этот мир, мой мир, Сад — близок к тому, что кинеты называют Эйдос. Близок к Истоку. Четыре Потока текут здесь вольно и бурно. Они омывали меня день за днём, Тета. Однажды я почувствовала, что благодаря силе Потоков моя связь с Садом стала неразрывной. Где бы я ни находилась, какие бы силы мне ни препятствовали, я могу вернуться сюда. — Она лукаво улыбнулась. — Правда, я не знала, что смогу принести кого-то с собой.

Её слова были правдой. Учащённая пульсация моего эфирного аккумулятора говорила, что интенсивность здешнего Потока Синтеза в разы выше нормы. Я даже не заметил, как отработали мои блоки самовосстановления, заращивая повреждения от магической радиации.

— Почему ты меня спасла, Диаманта?

Она ответила вопросом на вопрос:

— А почему ты пытался спасти меня, когда я выбросила амулет?

— Живая ты ценнее для Синтеза. Ты владеешь информацией.

— Это вся правда, Тета?

Мой мыслительный контур запаздывал с ответом. Я смотрел, как ветер шевелит белоснежные перья на крыльях Диаманты. За горизонтом проплывал исполинский светящийся шар, окружённый тёмными кольцами. Мир по имени Сад прислушивался к моим словам.

— Я не хотел, чтобы ты погибла.

Мы, синтеты, не умеем хотеть. Желания отторгнуты нами вместе с плотью во времена Несовершенства. Наша жизнь подчиняется предназначению.

Моё предназначение — устанавливать истину. Мои истинные мотивы в отношении Диаманты не могут быть изложены в терминах моей базовой или расширенной логики.

— Я не хотел, чтобы ты погибла, — повторил я. — Между нам есть связь. Я не мог допустить, чтобы она прервалась.

Пульсацию в моей груди уже нельзя было объяснить за счёт одной только насыщенности эфирного Потока. «Изменения. Они последуют», — говорила Диаманта. Я менялся, менялся в эту самую секунду.

— Я учусь говорить заново, — сказал я. — Мне не хватает слов.

— Я хочу слушать тебя, — ответила она. — Я так давно живу в молчании, Тета. Говори, я прошу тебя.

Мы говорили часами. Я рассказывал ей про мир, где я был создан, — Свинец-4364. В нём всё соответствовало названию: свинцовое небо, свинцовые скалы и озёра, свинцовые блоки заводов, из которых выходили синтеты моей серии.

Родной мир Диаманты, Минос, был поглощён набегом виталов. Это случилось давно, ещё до того, как я сошёл с конвейера. Уже в период моего функционирования Минос, известный мне как Серебро-4, попал в зону наших интересов и был очищен от скверны виталов. Ныне там наш форпост.

— Я была там после того, как вы изгнали виталов, — рассказывала Диаманта. — Небеса потемнели от токсичных выбросов. Прекрасные моря Миноса стали чёрными, и дохлые рыбы плавают на поверхности. Тогда я разгневалась на вас и решила мстить — натравить на вас хаотов и кинетов.

— Отчего же ты не мстила виталам?

— Месть — это блюдо, которое подают холодным, говорят у нас. Кинеты бывают поспешны в решениях, поэтому рождаются такие поговорки. Когда виталы захватили Минос и я стала изгнанницей, я дала себе время всё обдумать, набраться сил. Правитель виталов, отдавший приказ о захвате Миноса, пал жертвой наших ассасинов. Большая часть его миров была поглощена Синтезом. У меня украли мою первую месть, Тета. Но я не очень огорчаюсь.

— Ты обрекла мой народ на неравную войну.

Она повернулась ко мне и взяла меня за руки.

— Если бы мы встретились раньше, Тета, я бы передумала. Ты не похож на прочих детей Синтеза.

— Если бы не задуманная тобой месть, мы бы не встретились.

Её глаза переливались всеми оттенками бурлящего эфира.

— Ты стоишь войны, Тета.

Мы открывали для себя Сад. Наперебой мы давали имена зверям и птицам, цветам и деревьям. Мы путешествовали на кочующих островах и спускались в пещеры, где росли поющие кристаллы. На берегу моря мы гонялись за неповоротливыми полурыбами-полуящерицами. На склонах седых гор лепили шары из снега.

Однажды на рассвете я застал Диаманту склонившейся над поверхностью тихого озера. Она разглядывала своё отражение. Лицо её было задумчивым и грустным.