Роман Караваев - Инверсия

Через пару часов стол ломился. И ведь не от заморских деликатесов, а от приготовленных собственными руками и от этого вдвойне чарующих блюд. Съесть всё было не в человеческих силах, к тому же повара-любители напробовались во время готовки. Поэтому, вкусив от ещё неизведанных яств и запив всё это красным «Гран Ресерва», высокое собрание решило перенести плоды своего вдохновенного творчества в деревню и устроить благотворительный пир по случаю вечера субботы. Ну, не выбрасывать же, в самом деле, такую роскошь! Играю, давно истекавшему слюной, разумеется, тоже перепало.

Вьюга бесновалась. Секла лицо жёсткой ледяной крупой, свирепо мела по волнистому насту плотные струи снега, старалась сбить с ног и закрутить в безжалостных смерчах. Февраль в этом году выдался лютый. Впрочем, разгул стихии Макса беспокоил мало. Он стоял совершенно неподвижно и ждал. С равным успехом он мог бы находиться где-нибудь в толще исполинской атмосферы Юпитера или в жерле действующего вулкана. Поставленная защита с необычайной лёгкостью выдерживала любые природные катаклизмы. «А вот парнишке тяжко приходится, — думал он, вглядываясь в мутную серую круговерть. — В такое ненастье да бегом. И лёгкие обожжёт, и взмокнет порядком, а потом стоит остановиться — и всё! Впрочем, не успеет. До полыньи ему осталось — всего ничего».

В этот раз Клюев подготовился намного лучше. Заранее просмотрел всю информацию, касавшуюся двадцатилетнего периода между предыдущим воздействием и нынешней спасательной акцией, и пришёл к странному для себя выводу. В двух критических точках — прошлой и настоящей — по причинам, так и оставшимся для него неясными, Макс не мог спасти своих предков раньше совершенно обусловленного времени. Сначала-то именно такая мысль и возникла: зачем, спрашивается, доводить ситуацию до утопления, если можно пресечь её в корне. Скажем, появиться на пять часов раньше, взять неразумного прапрапрадеда за шкирку и втолковать, что нечего ему делать в таком месте в такую погоду. И всё! Не получилось. Не вышло точно так же, как недавно с зоной, хотя после всего пережитого он почти забыл о том, первом, казусе. Прикидывая траекторию, экс-пилот вдруг ощутил непонятное сопротивление. Что-то мешало ему поступить подобным образом. Присутствовала во всём этом некая раздражающая предопределённость. Нельзя было вмешиваться раньше. Не позволялось. Кем или чем? А бог его знает! Вероятно, его предкам требовалось, обдирая шкуру, приобрести весьма специфический жизненный опыт, чтобы в дальнейшем мировая линия их жизни не искажалась и не заходила в тупик. Дойдя до этой аксиомы, Макс даже не стал рассматривать третий случай и полностью сосредоточился на втором. Тем более что в нём фигурировали уже знакомые ему персонажи.

Кузьма Хлопов, которого ему предстояло вытаскивать из полыньи, был старшим сыном Евсея и Анастасии. Надо сказать, родители с толком воспользовались дарами охранителя. Двадцать два года назад они построили большой дом, и не где-нибудь, а на Знаменской улице, в северной части Софийской стороны, и расширили кузнечное дело, начатое ещё далёкими предками Евсея. Теперь, в восемьдесят третьем году, предприятие уже приносило солидный доход, и Настя могла уделять воспитанию детей всё своё время. Впрочем, Хлопов-старший тоже не забывал принимать в этом участие. Именно его стараниями Кузьма со временем стал и мастером хорошим, и исследователем любознательным. Не забыл Евсей давний разговор о воздухоплавании. Видимо, шальные мысли так и продолжали бродить в голове. И в один прекрасный день он их высказал сыну. Загорелся юнец идеей полёта, ночи не спал, чертежи да схемы вычерчивая. И добился-таки своего. Из лёгкого тростника, высушенного и изогнутого, сделал большой сферический каркас, но не сплошной, а снизу открытый. Затем начал обтягивать его рыбьим пузырём. Долгим оказалось занятие и хлопотным. Пузырь ведь тоже следовало высушить определённым образом, а потом ещё и склеить, да так, чтобы не развалился шар от первого же порыва ветра и не сгорел, как факел, в процессе наполнения горячим воздухом.

К середине февраля воздухоплавательный аппарат был готов. В ненастный день, четырнадцатого числа от начала месяца, решили сделать пробный запуск. То, что вьюга мела, Хлоповы сочли благоприятным признаком. В такую погоду народ по домам сидит, значит, скрытность гарантирована. Осторожничал Евсей, слишком хорошо помнил наставления охранителя. Распалили во дворе большой костёр, шар над ним повесили, закрепив канатами. Снизу Кузьма тоже верёвки приладил, чтобы привязаться перед полётом. Тулуп надевать не стал, дабы вес не увеличивать, обошёлся толстым вязаным свитером из козьей шерсти. Не рассчитывал он далеко улететь, несмотря на ветер — горячий воздух зимой остывает быстро. Когда шар взмыл над костром и туго натянул верёвки, его отвели от пламени, юнец обмотал вокруг талии верёвки и, весело скаля зубы, крикнул:

— Руби канаты, папаня!

Хлопов-старший споро отсёк концы, и шар рванулся вверх вместе с отважным воздухоплавателем. Ошиблись в прогнозах мастера. Слишком быстро набрало их детище высоту, а над землёй и ветер сильнее. Закрутило шар, понесло, И не на сотню-другую метров, как прикидывал Кузьма, а ещё выше и, разумеется, намного дальше. Парусность-то у четырёхметрового пузыря — ого-го! Не успел юнец и глазом моргнуть, как десяток вёрст остался позади. Продуло его насквозь ледяным ветром, руки и ноги слушаться перестали. И болтало нещадно. Тут бы и конец пришёл сорванцу, только швырнуло шар нисходящим потоком вниз, зацепился он за кроны деревьев, разорвало обшивку. Повис Кузьма на верёвках, кое-как нож из-за голенища достал, перерезал стропы и рухнул в сугроб. В снегу всё же теплее, чем на пронизывающем ветру. Отдышался, охлопал себя рукавицами, чтобы хоть немного согреться, и стал смекать, в какой стороне город остался. Вьюга же, ничего не видно. Глухомань. До ближайшего жилья неизвестно сколько. Голову задрал, посмотрел, с какой стороны к дереву его творение прилепилось, и решил, что в том направлении и нужно пробираться. Исключительно бегом, иначе — смерть неминуемая. Правда, бега-то как раз и не получилось. Слишком много снега в лесу намело. Впрочем, Кузьма отчаиваться не привык, воспитатели уж больно хороши были, зубы сжал и дунул напролом, по задницу в сугробах увязая. След за ним оставался, как от ледокола при прокладке пути. По следу его и нашли.

Не повезло старшему сыну Евсея. Шар его сверзился с неба неподалёку от зимовья. А избушку ту облюбовали людишки злобные и беспутные. То ли каторжане беглые, то ли тати лесные. Когда Кузьму уже вниз несло, один из них выбрался нужду малую справить. Ну и увидел, как сквозь снежную заверть над крышей пролетело что-то большое и круглое. А под ним человек привязан. Кинулся в дом поганец и сразу старшому всё обсказал. А тот, поскребя пятернёй давно не мытую и заросшую жёстким кучерявым волосом голову, оглядел своих подельничков и изрёк: