Иэн Бэнкс - Несущественная деталь

«Сорок пять процентов от начального ускорения, — сообщил корабль. — Но все еще продолжает набирать скорость».

«Ах ты, сучий потрох. Сдохни, сука!»

Они проскочили через поле осколков от их первого частичного поражения. Корабль на ходу просканировал все еще горячее облако, щиты отражали слабые удары, от которых дрожал корпус корабля.

«Любопытный профиль материала, — сказал корабль. — Он явно обучается».

«Курс прежний?»

«Да, вернулся на него, после того как мы его немного отклонили».

«Выстрел?»

«Через три секунды».

Им хватило времени еще на три выстрела.

Когда роильщик столкнулся с фабрикарией, он уже не ускорялся и представлял собой не корабль, а плотное облако осколков, двигающихся в одном направлении, однако скорости его хватило, чтобы получился серьезный взрыв, когда он ударился о темную трехкилометровую массу фабрикарии.

«Черт!» — транслировала Ауппи, глядя, как пышно расцвели разлетающиеся в стороны обломки.

«Согласен», — ответил корабль.

Они еще летели по курсу роильщика, хотя уже развернулись и активно сбрасывали скорость — двигатели готовились к обратному маршруту, хотя по инерции и продолжали движение в прежнем направлении.

«Неожиданная сигнатура удара». — Голос корабля звучал недоуменно.

«Вот черт. Он что — сломал ее?» — спросила она. Обломки разлетелись со скоростью более тридцати километров в секунду. Закончилось все ударом по касательной, а не прямым столкновением, но роильщик пробил дыру в фабрикарии, которая теперь двигалась, вращаясь вокруг своей оси и кубарем. Фабрикария уже соскальзывала с прежней орбиты, понемногу смещаясь в сторону Ражира. Если не провести коррекцию, то она в конечном счете рухнет вниз — в атмосферу гиганта и сгорит.

Теоретически Диск должен был оставаться на орбите вечно. На практике же пролетающие поблизости кометы и даже звезды могли привести к его смещению, и каждая фабрикария имела автоматические системы выпуска газа, позволявшие ей оставаться на месте. В обязанности вида, наблюдавшего за Диском, входило поддержание этих автоматических устройств в рабочем и заряженном состоянии. Эти системы были, однако, предназначены для незначительной коррекции орбиты, и даже если столкновение с роильщиком не вывело их из строя, смещение фабрикарии было слишком велико, и корректировка орбиты на такую большую величину лежала вне пределов возможностей автоматических систем.

«Впечатление такое, — сказал корабль неуверенным голосом, возможно, дожидаясь, когда его сенсоры выдадут уточненную информацию, — будто поверхность была выщерблена. Наружный корпус должен иметь высокую прочность, защищая фабрикарию и давая сырье, когда она производит что-либо. Но тут получается, что обломки пробили тонкую наружную корку, потом частично прошли внутрь и частично столкнулись с некой минимальной структурой внутри».

Они уже почти остановились, но продолжали пока еще приближаться к поврежденной фабрикарии, хотя и с возрастающим замедлением, поскольку двигатели, работающие на полную мощность, аннулировали прежний вектор движения.

«Стоп двигатель, — транслировала она. — Поворот назад. Войдем внутрь посмотреть».

«Вы уверены?»

Корабль остановил двигатели за полсекунды до того, как они начали бы уводить корабль от пробитой, медленно кувыркающейся фабрикарии. Они почти застыли на месте, продолжая медленно смещаться к месту столкновения.

«Нет, не уверена, — призналась она. — Но…»

«О-кей». Корабль развернулся, дал короткую тягу двигателям, снова повернулся, снова дал тягу двигателям и, совершив несколько тонких маневров, остановился рядом с почти стометровой эллипсоидной формы пробоины в гигантской, медленно кувыркающейся фабрикарии.

Ауппи и «Прижмуриватель» заглянули внутрь фабрикарии сквозь дыру в корпусе. По кромке дыры там и здесь были видны еще раскаленные секции наружной поверхности, которая в этом месте по большей части была, вероятно, аннигилирована, осталась только тонкая наружная оболочка на хрупкого вида паутине тощих опорных элементов, кабелей и балок, находящихся между этим импровизированным корпусом и непосредственно стеной фабрикарии метрах в двадцати от наружной поверхности. Стена тоже была частично пробита компонентами роильщика, и поэтому они могли видеть, что происходит внутри, где располагались древние машины и связанное с ними вспомогательное оборудование.

Перед ними был древний инопланетный аппарат, который должен был оставаться в замороженном состоянии два миллиона лет — никто не должен был к нему прикасаться или запускать его. Он должен был находиться здесь, опутанный метафорической паутиной, в остальном пустой каверне.

«Прижмуриватель» по собственному почину описал небольшой круг перед главным проломом, чтобы они сквозь небольшие вторичные пробоины в корпусе могли увидеть различные внутренние части фабрикарии и, таким образом, получить более полную картину.

Корабль продемонстрировал результаты. Некоторые части были смазаны, потому что, несмотря на повреждения, внутри фабрикарии происходило какое-то движение, но основное изображение просматривалось четко.

«Что это… — медленно транслировала Ауппи, — черт возьми… это что такое?»

Она пришла в себя. Посмотрела вокруг.

Она находилась в стандартной средней автономности медицинской капсуле в стандартной лечебной палате. Такая могла быть где угодно — на борту корабля, на орбитали. Чувствовала она себя нормально. Физически была целой, почти все ее тело завернуто в легкую компрессионную пену, на голове бинты, несколько ограничивающие движения. Индикаторы боли показывали минимальные значения; индикаторы повреждений тела утверждали, что множественные трещины на большинстве ее крупных костей быстро заживают. Мозг повреждений не имеет, повреждения важнейших органов минимальные. Множественные поверхностные повреждения быстро заживают. Через два дня она сможет подняться на ноги, еще день будет набирать форму, а еще через день или два вернется в нормальное состояние.

Она могла шевелить пальцами на ногах, двигать руками. Ладони у нее не были в восстановительной пене, она могла помахивать ими и ощущать жидковатую структуру внутренней поверхности капсулы. Подняв правую руку, она ощутила, как натягивается компрессионная пена, напрягая ее мышцы, но при этом не нагружая ее срастающиеся кости.

— Итак, — сказала она. — Где мы?

— Госпожа Нсокий, — раздался голос. Кажется, это был голос ее корабля. Или какого-то другого корабля. Или, по меньшей мере, какой-то небиологической формы, которая пытается говорить успокаивающим голосом. В поле ее зрения появился корабельный автономник, луковицеобразный и гладкий, похожий на большую гальку. — Добро пожаловать на борт. Я — корабль Культуры «Не тронь меня, я считаю».