Иэн Бэнкс - Несущественная деталь

Все трое на мгновение испытали неприятное ощущение — «Ореол 7», который в течение двух последних минут бесшумно и эффективно принимал иную конфигурацию, покинул твердую землю в точно предусмотренное время и соскользнул по двум галечным желобам в высоком широком берегу к подернутым туманистой дымкой сонным водам внутреннего моря Олиджин. «Ореол 7», устремляясь вперед сквозь туман, превратился в гигантское лопастное колесо, при этом скорость его движения упала лишь немного.

— Очевидно, что мы должны разобраться со всем этим, — сказал Вепперс. — Джаскен, используй все ресурсы, какие будут необходимы. Информируй меня ежедневно. — Джаскен кивнул. Вепперс встал, кивнул Сульбазгхи. — Спасибо, доктор. Надеюсь, ты останешься на завтрак. А пока, если больше ничего нет, я, пожалуй, пойду оденусь. Прошу меня извинить.

Он направился к переходу, ведущему в его спальню, в настоящее время сочлененную с гондолой-гостиной. Как это иногда бывало, Вепперс и на сей раз почувствовал, что покачивание «Колеса», двигающегося по воде, вызывает у него тошноту.

Он не сомневался, что это пройдет.

Планета снаружи была очень большой, синей, белой и яркой. Она вращалась, как обычно вращаются планеты, но увидеть это в режиме нормального времени было невозможно. Казалось, она двигается только потому, что двигается место, где он находился. Место, где он находился, было вне планеты, и оно двигалось. Место это располагалось над планетой, и оно двигалось. Место, где он находился, называлось Заброшенная космическая фабрика, и он ждал появления врагов — пусть появятся, и тогда он сразится с ними. Это он и делал — сражался. Для этого он и был создан. То, чем он был, то, что изнутри определяло его существо, было создано, чтобы сражаться.

Та вещь, в которой он находился, была вещь, «она», но он не был этим «она», он был он. Он был мужского пола. По крайней мере прежде. Он еще оставался тем, кем был прежде, но при этом он находился внутри этой вещи, которая была предназначена и создана для того, чтобы сражаться и, возможно, быть уничтоженной. Но не он. Он не подлежал уничтожению. Он оставался тем, кем был. И еще он находился где-то в другом месте, и именно там он должен был пробудиться, если вещь, в которой он находился, будет уничтожена. Вот так все было устроено.

— Ватюэйль? Капитан Ватюэйль?

Они снова говорили с ним.

«Мы проигрываем», — думал он просматривая последние схемы. Впрочем, схемы были и не нужны — отойди на чуть подальше от всего этого, прокрути все, что случилось со времени начала войны, — и увидишь, как оно само пишется перед тобой.

Вначале их постигали катастрофы, потом пришли успехи, потом их постоянно отбрасывали назад, потом они собрались с силами и после этого вроде бы переломили ситуацию почти на всех фронтах, добиваясь побед почти повсеместно… потом выяснилось, что фронты и не фронты вовсе, фронты (или, по крайней мере, те места, где его сторона была сильнейшей и побеждала) были похожи на упрямые обрывки воздушного шара, который, как выяснилось, взорвался уже некоторое время назад; просто не было времени услышать этот взрыв. Они продвигались вперед так, как продвигаются клочки взорвавшегося воздушного шара: безнадежно вспархивая и падая, совершенно бесполезные и безвредные, как шрапнель из перьев.

Он сидел — или парил, или бог уж его знает, как это можно назвать, — в называемом довольно претенциозно Главном Пространстве Оценки Стратегической Ситуации, окруженный другими членами Большого Военного Совета. Совет состоял преимущественно из людей, которые были его товарищами, друзьями, коллегами и уважаемыми соперниками. Число протестантов, критиканов и категорических пораженцев было сведено до минимума, но и они неплохо аргументировали свои позиции и, вероятно, вносили свой вклад в рабочий консенсус. Люди, инопланетяне, кто угодно — он к настоящему моменту знал их всех, насколько это было возможно, но при этом испытывал чувство одиночества.

Он оглядел их.

Идеальной аналогии в Реале той ситуации, в которой находились сейчас он и другие, не существовало: они словно парили вокруг какого-то скромного сферического пространства диаметром с десяток-другой метров. Снаружи поверхность сферы казалась жесткой и непрозрачной, но через нее можно было просунуть внутрь голову, если у тебя имелось соответствующее разрешение и достаточная степень военного старшинства.

Ты просовывал внутрь голову — и пожалуйста; одна бестелесная голова, просунутая в тускло освещенное пространство, где присутствовали другие бестелесные головы, и только малая их часть принадлежала хоть в какой-то мере к гуманоидным видам.

Обычно в центре этого пространства парил сферический дисплей. В настоящий момент на дисплее можно было увидеть фрагменты всеобщего космического сражения; древний объем фальш-Реала, в котором среди нескольких миллиардов астероидов, растянувшихся в кольцо вокруг солнца, носились, уничтожали и аннигилировали друг друга небольшие ракетные корабли, вооруженные ядерными снарядами, пучковыми пушками и эмиссионным оружием когерентной радиации. Он уже много раз видел такие боевые среды. Различные его версии внедряли в эти среды имитации людей или машины.

Большинство коллег, казалось, обсуждают какие-то псевдостратегические детали данной конкретной ситуации, которая давно уже перестала его интересовать. Он не вмешивался в их обсуждение, погрузившись в свои мысли и собственные видения.

«Мы проигрываем, — снова подумал он. — В небесах идет война, и мы ее проигрываем».

Война шла в небесах между Послежитиями, если уж быть точным. И камнем преткновения были Ады.

— Ватюэйль? Капитан Ватюэйль?

Это было его имя, но он не собирался им отвечать, потому что ему сказали, чтобы не отвечал. Ему было приказано не отвечать, а приказ означает, что ты должен сделать то, что тебе сказано.

— Ты меня слышишь?

Да, он слышал, но все равно молчал.

— Ватюэйль! Отвечай! Это прямой приказ!

Это вызывало у него странное чувство. Если это приказ, то он должен подчиниться. Но, с другой стороны, раньше ему было приказано не делать ничего, что будет требовать у него кто-то другой, не делать пока — до прибытия Верховного с правильными кодами. А это означало, что «приказ», только что им услышанный, вовсе и не приказ. В голове у него все смешалось.

Ему хотелось не слышать того, что они говорят. Он мог это сделать, он мог отключить связь, но он должен был слушать, чтобы знать, где они находятся. От этой путаницы ему стало нехорошо.

Он заставил вещь, в которой находился, снова проверить оружие, сосчитать снаряды, замерить состояние батареи и теперь прислушивался к ровному успокаивающему гудению энергетических ячеек и звукам проверки системы готовности. Так было лучше. После таких проверок он чувствовал себя лучше. После таких проверок он чувствовал себя хорошо.