Иэн Бэнкс - Несущественная деталь

— Он тебя не слышит. — Это уже сказал другой голос.

— Технари говорят, что, может, и слышит. Может, он и тебя слышит, так что ты смотри, что говоришь.

— Цыц! (Другой голос.)

Он не знал, что такое «цыц».

— Слушай, Ватюэйль, это майор К'найва. Ты меня знаешь. Ну, не валяй дурака, ты же меня знаешь.

Он не помнил никакого майора К'найву. Правда, он понимал, что вообще мало что помнит. Он чувствовал, что тут должно быть много чего, но этого не было. И поэтому у него возникало ощущение пустоты. Как магазин, который должен быть набит патронами, потому что развертывание только-только начиналось, а магазин в это время должен быть полон, но магазин был пуст.

— Ватюэйль, послушай меня, сынок, у тебя проблема. Твоя загрузка не завершена. Ты находишься в блоке, но не полностью. Ты меня понимаешь? Ну, давай, сынок, отзовись.

Часть его хотела ответить на голос майора К'найвы, но он был полон решимости молчать. Майор К'найва не мог быть Верховным, так как его сигнал поступал без кодов, которые сказали бы ему, что он говорит с Верховным.

— Подай какой-нибудь знак, сынок. Ну. Что угодно.

Он не знал, по каким кодам должен он определить, что говорит с Верховным, и это представлялось ему странноватым, но он предполагал, что, услышав, поймет.

— Ватюэйль, мы знаем, что ты загружен, но нам не известно, насколько правильно прошла операция. Вот почему ты стреляешь в своих — в нас. Ты должен перестать это делать. Ты меня понимаешь?

Ничего он толком не понимал. Нет, он понимал смысл сказанного, потому что знал каждое слово и как они соединяются между собой, но смысла в этом никакого не было. И в любом случае он должен был не замечать их, потому что люди, произносившие эти слова, не имели правильного кода, а потому не могли быть Верховными.

Он снова проверил оружие.

Он снова сидел/парил, сохраняя материальную форму настолько, чтобы не потерять рассудка в долгосрочном плане, не обращая внимания на общий дисплей, наблюдал, как расцветает вся война, расширяется и развивается в его мозгу, он видел, как это происходит в быстрой прокрутке, раз за разом, его внимание с каждым повтором сосредоточивалось на разных аспектах ее хода. Конечно, это выглядело, как обычная имитация. Вот только в каждый данный момент, когда события шли не тем путем, имитации неизменно развивались иначе, лучше, оптимистичнее.

С войнами, имитировавшимися в Реале, естественно, происходило то же самое, но в конечном счете они проигрывались в Реале, в суматошной физической реальности, а потому, казалось, не несли в себе ту иронию, которая была свойственна этой войне, потому что она — настоящая война, конфликт, который имел здесь важное значение, война, которая будет иметь длительные и в некотором смысле никогда не кончающиеся последствия, — сама по себе была имитацией, но имитацией, которая и сама по себе легко становилась такой же сложной и суматошной, как и все остальное в Реале. Но при этом оставалась имитацией, как и те, что они использовали в прошлом и продолжали использовать сейчас, чтобы планировать войну.

Только более масштабной. Масштабнее, чем та, которая должна была поставить точку в этой распре, как договорились об этом все заинтересованные стороны. А потому настолько реальной, насколько это вообще возможно.

Эту войну они проигрывали, а это означало, что если их намерения были серьезны, — а они от своих намерений пока не отказывались, — то им необходимо было придумать какой-нибудь хитрый трюк. А если трюк не сработает, тогда — невзирая на все договоренности, законы, традиции и установления, невзирая на все соглашения и торжественные клятвы, — тогда оставалась последняя возможность: Реал.

Неопровержимый хитрый трюк…

«Как, черт побери, мы ввязались в это?» — спрашивал он себя, хотя, конечно, уже знал ответ. Он знал все ответы. Все знали. Все знали всё, и все знали все ответы. Дело только было в том, что враг, похоже, знал ответы получше.

Никто не знал, кто первым научился записывать мыслеразум живых существ. Разные виды утверждали, что эта заслуга принадлежит им или их предкам, но мало какие из этих претензий вызывали доверие и ни одна не была убедительной. Эта технология в той или иной форме существовала миллиарды лет и постоянно изобреталась заново где-нибудь в вечно бурлящем бульоне материи, энергии, информации и жизни, каковую являла собой большая галактика.

И, конечно, постоянно забывалась; терялась, когда те или иные простодушные существа оказывались в неудачное время в неудачном месте и попадали под гамма-всплеск ближайшей сверхновой или же удостаивались неожиданного визита продвинутых технически, но настроенных недружески гостей. Другие вундеркинды случайно — или в результате какого-то идиотского умысла — либо самовзрывались, либо отравляли себя или окружающую среду, либо же собственными руками создавали какую-либо иную уничтожительную катастрофу, которую легко можно было избежать.

Но какая разница, то ли ты сам себе устроил эту радость, то ли это сделали другие, если появилась возможность копировать мыслеразум живого существа, то ты, как правило, мог (имея соответствующие воспитание и мотивацию) начать переносить в реальность хотя бы часть своей религии.

— Ватюэйль, у нас время на исходе, сынок. Нам необходимо войти туда. Ты должен уступить. Ты меня понимаешь? Ты должен отключить свой… дай-ка я посмотрю у себя… свои модули Агрессивной реакции, Автоматического захвата цели и Развертывания оружия. Ты как — сможешь это сделать? Мы не хотим, чтобы, когда мы войдем, там… ну, то есть, мы не хотим войти и рассматривать тебя как врага.

— Господин командир? — (Совсем другой голос. Если их пронумеровать, будет легче.) — Может, оно мертво, а? — (Другой голос № 2.)

— Да. Может, Ксагао его прикончил. — (Другой голос № 3.)

— Это с его-то карабинчиком? Хорош карабинчик — он расстрелял половину магазина, а потом эта штука оторвала к хренам его руку и обе ноги? Вы знаете спецификации этой дребедени? — (Другой голос № 1.)

— Оно живое. Он живой. Он там и слушает каждое наше слово.

— Господин командир? — (Другой голос № 4.)

— Что?

— Ксагао мертв, господин командир. — (Другой голос № 4.)

— Черт. Ладно. Ватюэйль, слушай меня. У нас тут один убит. Ты понимаешь? Это ты его убил, Ватюэйль. Ты сбил наше ТС, а теперь ты убил одного из нас. — (ТС означало «транспортное средство».) — Так вот, никто тебя за это не собирается наказывать. Мы знаем, это не твоя вина, но теперь ты должен уступить, пока не пострадал кто-нибудь еще. Не вынуждай нас войти и самим устранить тебя.

— Что? Да ты охренел, что ли? Нас только семеро против одного целого роботизированного космического танка, чтоб ему, суке, пропасть! У нас нет ни одного шанса… — (Другой голос № 1.)