Сергей Шведов - Рай для негодяев

– Ну, Судак, – покачал головой Шнобель, разглядывая растерзанные тела товарищей, – ты куда смотрел, близорукие твои глаза. По-твоему, мы уже прошли тридцать километров?

– Пусть будет двадцать пять, – пожал плечами тапер. – До протоки отсюда рукой подать.

– Сколько вы завалили хищников? – спросил Снайпер, догнавший товарищей.

– Трех, – гордо отрапортовал Вучко. – Нет, вон четвертый лежит. Но это Судак постарался.

– Значит, всего двенадцать, – подвел итог отгремевшей битвы Лавальер. – А Фридрих говорил о двух десятках дейнонихусов.

– Это смотря какой стан, – не согласился с островным авторитетом Судак. – Бывает и до трех десятков. Не знаю, чем этих уродов прикармливают обезьяны, но обычно у каждого взрослого самца свой дейнонихус.

– А если это дикая стая? – спросил Шнобель.

– Дикие так близко от чужого стана не охотятся, – покачал головой Судак. – Белые обезьяны ревниво стерегут свои охотничьи угодья. Я как-то завалил детеныша стегозавра в километре от их гнезд. Так они гнали меня потом до самой реки. Хорошо хоть плавать научился в детстве – тем и спасся. Хотя обычно они мирные. На трапперов не нападают, а иных пускают к себе. Надо только одежду скинуть и все.

– Они что на деревьях гнезда вьют? – удивился Вучко.

– Вроде того, – кивнул Судак. – Причем делают это так искусно, что с земли не всякий заметит. Конечно, дейнонихусы для них серьезная защита, но против тираннозавров или горгозавров им не устоять. Особенно если эти гигантские хищники охотятся стаей по пять шесть особей.

– Горгозавров я еще не видел, – поежился Барсук.

– Они в росте и весе превосходят тираннозавров, но в скорости им сильно уступают. Атакуют они обычно внезапно из зарослей или из-за больших камней. Но бегуны они никудышные, и долго выбранную жертву не преследуют.

– От этого места до протоки далеко? – спросил озабоченный Снайпер.

– Шагов семьсот, – прикинул Судак.

– Выстроиться в цепь, – распорядился Базиль. – И вперед, черт бы вас побрал.

Вучко пристально всматривался в заросли, в надежде увидеть обезьяну, но в поле зрение его попал только дейнонихус, кравшийся в высокой траве. Хищник, значительно превосходивший человека и в росте и в весе, передвигался удивительно бесшумно. И только оторвавшись от земли в решающем прыжке, издавал грозный рык. Этот дейнонихус прыгнуть не успел, арнаутец разнес ему башку раньше, чем тот продемонстрировал ему свое искусство акробата. Увы, отпраздновать свою победу у Вучко времени не достало. Огромная тяжесть рухнула ему на плечи и придавила к земле. Арнаутец, вообразивший, что на него напал еще один хищник, издал дикий вопль, на который успел откликнуться Барсук. Вучко почувствовал, как давящая грудь тяжесть сползает в сторону и открыл глаза. Выстрела он не слышал, а потому удивился, как это его товарищу удалось убить здоровенного монстра ударом приклада.

– Это обезьяна, – прошипел Барсук, напуганный не меньше своего товарища.

К удивлению арнаутцев, самец оказался очень похожим на человека. Разве что, в отличие от Вучко и Барсука, он был бородат, а его пышной прическе позавидовала бы любая женщина.

– Надеть на него штаны – вылитый траппер, – покачал головой Барсук. – Он на тебя с дерева прыгнул. Я побоялся стрелять. Чего доброго, в тебя бы угодил.

– Примат! – сделал вывод Вучко, оглядывая обезьяну. – Добить, что ли.

– Зачем? – удивился Барсук, доставая из сумки, висевшей на боку, моток бечевки, сделанной из шкуры диплодока. – Мы его свяжем.

Впереди послышались крики и выстрелы, похоже, там шла нешуточная драка, и Вучко заторопился на помощь товарищам, пинком подняв с земли очнувшегося самца. Самец взревел было раненным зверем, но связанные за спиной руки и тугая петля на шее сделали его покладистым.

– Вы где пропадали? – накинулся на расторопных приятелей Шнобель.

– Дейнонихуса завалили, – буркнул Вучко. – И этого вот поймали.

– Самца сдай Фридриху, – махнул рукой в сторону реки Соломон. – Договоры следует выполнять. Тем более что плату мы взяли вперед.

Островитяне оказались расторопными ребятами. Пока их союзники отстреливали хищных сторожей, они отлавливали сетями бросившихся к реке самцов. Непокорных безжалостно избивали дубинками, а особо буйных просто рубили топорами и длинными заточенными с одной стороны тесаками. Зрелище было настолько отвратительным, что Вучко даже поморщился.

– Обезьяны всегда бегут к воде в минуту крайней опасности, – сказал Фридрих арнаутцу, оглядывая приведенного им самца. – Плавают они как рыбы.

– Берешь, что ли, этого? – спросил Вучко у островитянина.

– Хороший экземпляр, – прицокнул языком Манн. – Грузите его, гребцы.

Отлов самцов, похоже, закончился, и островитяне дружно взялись за детенышей. Самых маленьких они просто убивали ударами дубин, а тех, что постарше, вырывали из рук самок и швыряли в трюм своего судна.

– Без материнского молока они все равно передохнут, – счел нужным объяснить поведение своих людей Фридрих. – А тащить самок с собой, чтобы потом утопить на виду острова – накладно. Их ведь кормить надо. К тому же у нас договор, не так ли, молодые люди?

– А пошел ты, – огрызнулся Вучко, круто отворачивая от берега. – Мясник.

– Очень впечатлительный юноша, – осудил арнаутца островитянин. – Так мы в расчете, господин Лавальер?

– Вы получили свое, мы – свое, – пожал плечами Снайпер. – Остальное спишем в издержки. Пятнадцать дейнонихусов вы найдете на поляне, еще одного в двухстах метрах отсюда и двенадцать – в лесу шагов через семьсот.

– Я уже послал людей, снимать шкуры, – кивнул Фридрих. – Я рад, Базиль, что нашел в вас надежного партнера.

– Какие пустяки, – усмехнулся Лавальер. – Обращайтесь еще, Манн, если у вас возникнет потребность.

– Возникнет, – дружелюбно улыбнулся Фридрих. – Я очень надеюсь на долгосрочное сотрудничество.

– Доживем – увидим, – махнул на прощание рукой Снайпер.

Весть о том, что Лавальер вернулся в долину с необычной добычей, всколыхнула весь полеводческий поселок. Источником информации, как вскоре выяснилось, стал Рябой, успевший смотаться до форта и обратно. Очень скоро возле «комендатуры» собралось едва ли не все население поселка, требуя объяснений от отцов-командиров. Несчастный животновод, которого опять подвел длинный язык, даже и не предполагал, что его намеки и подмигивания способны вызвать такую бурю в угрюмых сердцах. От Рябого потребовали объяснений, теперь уже вполне официально, устами Феликса Бурова. Глава общины был мрачен ликом, а его глаза не сулили болтуну и скандалисту приятного время препровождения в ближайший час.

– Так я ведь ничего такого не говорил, – заюлил струхнувший Рябой. – Ну, вернулись люди с охоты, что здесь такого.