Руслан Мельников - Хэдхантер. Охотники на людей (полукомикс)

Когда из-под колес тресовозок в реку потекла грязная жижа, охрана отошла от машин. Кому охота топтаться по дерьму?

Стольник напрягся, замер. Вот он, подходящий момент?

– Еще раз повторяю: стрелять только по трес-транспортам! – напомнил взводный. – Если увижу, что кто-то задел хоть одного хэда, аннулирую всем баллы на хрен! Нулячими из рейда вернетесь! И на продление контракта не рассчитывайте. Все ясно?

– Так точно, – негромко и нестройно отозвались охотники. Народ был встревожен. Еще бы! Вернуться из рейда с нулевыми баллами – для хэдхантера хуже не придумаешь.

– Берест?

– Да понял я, не дурак.

Он со вздохом направил автоматный ствол на широкий борт тресовозки.

Стольник снова прильнул к биноклю. Сам взводный стрелять не собирался. Ему личные баллы не нужны. Командиру и групповых хватает выше крыши. Стольник просто наблюдал.

Группа ждала приказа.

И – дождалась!

– Огонь! – скомандовал взводный.

Взревели моторы. Поводя стволами, начали разворачиваться бэтээры. Бронированные машины, въезжали в воду и запоздало старались прикрыть от пуль трес-транспорты.

На том берегу тоже затявкали автоматы. Коротко громыхнули пулеметы. Засвистело над головой. Однако ответные залпы никого не задел. То ли вражеские стрелки не сумели прицелиться как следует, то ли…

– Ага, заметили нас! – ухмыльнулся Стольник. – И форму, небось, разглядели. Ишь, как осторожничают! Пугают, суки!

Только пугают? Вот оно что! Если обстрелянные хэдхантеры поняли, что атакованы коллегами, то тоже, наверное, поостерегутся стрелять на поражение. Тем более в чужом секторе. Понимают, чем чревато убийство охотника.

Если это была война, то странная какая-то, не похожая на другие войны. Война, в которой не принято убивать противника.

От колонны отделились броневики разведчиков. Обе машины унеслись куда-то по шоссе.

«В обход поехали», – понял Борис.

– Живыми хотят взять, – осклабился Ухо. – Только слабо им!

Запыхтел выхлопами и зашевелился саперный вездеход. Неужто, переправу наводить задумали? Но это – долгая песня.

А дело-то уже сделано.

По два выданных каждому магазина были расстреляны до последнего патрона. Из тресовозок текли, смешиваясь с водой и грязью, кровавые ручьи.

– Уходим! – приказал Стольник. – Быстро.

Броневичок сорвался с места, как только десант запрыгнул на броню. Пока противник переправится через реку, они будут далеко. Конкурентам не достанется ничего, кроме россыпи стрелянных гильз на примятой траве.

Заметая следы, они изрядно покружили по оврагам, болотцам и озерным протокам, и лишь убедившись в том, что погони нет, диверсанты вернулись к колонне.

Дальше ехали по намеченному маршруту – к Хутору Бориса. Ехали так, будто ничего не случилось. Будто и не было стрельбы у реки, посеченных автоматными очередями тресовозок и кровавых ручьев, окрасивших речные воды.

Борис не слезал с брони и до боли в глазах всматривался вдаль. Совсем скоро должен был показаться Хутор, который он недавно покинул.

Так недавно и так давно.

Уже на подступах к внешней линии обороны стало понятно: что-то случилось. Нехорошее что-то.

Разбитые ворота. Поваленные блоки заграждений. Смятая колючка. Проходы-колеи в минных полях. И главное: нет охраны. Ни одного человека. А ведь прежде хуторские погранцы всегда были начеку.

Стольник остановил колонну и пустил вперед разведчиков. Маленький приземистый броневичок осторожно вполз на территорию Хутора.

Борис не отрывался от бинокля. Жуткая картина. Он не верил собственным глазам. Наверное, такое должно было произойти. Рано или поздно. Но ведь не так же рано!

За внешней хуторской границей раскинулись поля, исполосованные следами тяжелой техники. Следов было много. Широкие колеса вездеходов смяли посевы и взрыхлили землю.

Признаков жизни не наблюдалось. Даже хуторской центр казался вымершим. Вторая линия укреплений, опоясывавшая центральную часть Хутора, тоже была прорвана. Внутренняя ограда – пробита в нескольких местах. Причем, проламывали ее явно не бэтээрами: с такой преградой не справился бы даже мощные хэдхантерские машины.

В стене зияли округлые бреши с почерневшими краями – не очень большие, но достаточно широкие, чтобы в них мог пролезть человек. Судя по всему, здесь использовались фугаски-липучки. Незваные гости гранат не пожалели: хуторской центр атаковали сразу в нескольких местах.

Лязгнул люк. На броню поднялся Ухо. Сержант тоже прильнул к биноклю.

– Что это? – Борис повернулся к Уху. – Кто это? Кто мог все это сделать?

Собственно, он спрашивал о том, о чем и сам уже догадался.

– Полагаю, наши коллеги, – пожал плечами сержант.

– Пираты? Те самые?

– Думаю, да. Других мы в этих местах пока не встречали. Да и вряд ли другие смогли бы справиться с таким сильным селением.

Разведка доложила, что засад нет и путь свободен. Колонна вошла в Хутор.

Вблизи все оказалось еще непригляднее. Особенно в центре.

На улицах царили тишина и запустение. Двери домов – нараспашку, а кое-где вышиблены с косяками. В стенах тоже зияют дыры от фугасных гранат. Видны копотные отметины взрывов, следы пуль и осколков…

Живых не было. В самом центре, возле Конторы валялось несколько трупов. Борис узнавал знакомые лица.

Наверное, здесь дрались до конца. И бой, по всей видимости, шел нешуточный. Но отбиться хуторянам не удалось.

Стольник остановил колонну на центральной улице.

– М-да, – задумчиво произнес Ухо, глядя по сторонам.

Борис ничего не сказал. А нечего было.

К своему Хутору особой привязанности он никогда не испытывал. Родных здесь не было: все погибли – кто в смутные посткризисные времена, кто в стычках с дикими. Близкие? Друзья? Ну, постольку-поскольку… Борис искренне радовался, покидая эту обреченную дыру. Но все-таки это был ЕГО Хутор. Как ни крути, но его. И смотреть на непривычное запустение, царящее вокруг, было тоскливо. Тоскливо и страшно.

На безлюдной улице за конторой возникло слабое движение.

– Отставить! – рявкнул Стольник полудюжине хэдов, нервно вскинувшим автоматы. – Не стрелять!

Стрелять никто не стал. Однако и автоматы охотники не опустили.

Из узкого переулка к ним шел человек. Один. С влажной темно-красной отметиной на правом боку. С калашом в левой руке. Вместо правой свисала культя, обмотанная набухшими, черными от запекшейся крови и грязи бинтами.

Человек едва переставлял ноги и волочил оружие за ремень. Автомат бился о землю то прикладом, то стволом. Словно неподъемная ноша, он тянул шатающегося калеку влево так, что, казалось, вот-вот повалит. Порой незнакомец приваливался левым плечом к длинному кирпичному забору, мимо которых шел, и, наверное, только поэтому еще держался на ногах.