Кира Иларионова - Код Зверя

— Ну, что у нас тут?

Парочка сидела в траве рядом с цветами и тихо разговаривала. От сопливости сцены парень вновь заскрипел зубами.

— Макс, да ты сам как баба. Давно бы уже завалил ее. Тупо силой, раз на уговоры не ведется. Романтик, птер тебя задери.

Лиса бесила вся ситуация в целом и каждый ее аспект в отдельности. Но больше всего раздражало, что не он на месте питерца. Какого черта? Этот блондинчик меньше недели, как свои хоромы покинул. Судя по смазливой роже и статусу «сталкера», девки к нему так и липли. А они тут уже больше месяца бабу даже не нюхали. Эта охотница вместо того, чтобы изображать из себя воительницу, лучше бы женские обязанности выполняла, — и то толку больше было бы.

Макс почувствовал, как ее горячая спина постепенно начала холодеть, возвращаясь к человеческой температуре. Русый цвет, словно вода, растекался по ее волосам, начиная от корней. Только прядки у лица остались седыми.

— Отпусти меня.

Холодный, с металлическими нотками голос. Холодный, но живой. Спроси его кто, парень не смог бы объяснить разницу. Просто сейчас с ним вновь разговаривал человек, а не то, чем девушка была всего мгновение назад.

С легким сожалением Макс разжал руки. Отстранившись, Вика выпрямилась, будто в ее позвоночник вставили сломавшийся ранее стержень. Развернувшись на каблуках, охотница чуть повернула голову.

— Эту жалость можешь затолкать себе в зад, — жестоко выплюнула Вика, заставив парня дернуться, как от пощечины, и, не оборачиваясь, пошла в сторону лагеря.

— Жалость… — он перекатил слово на языке, пробуя на вкус, и криво усмехнулся.

Жалость… Кислое слово, вяжущее, отдающее горечью безысходности. Слово со вкусом цитруса… Грейпфрутов, которыми когда‑то давно, в том другом мире, мама пичкала его под предлогом полезности. Жалость.

Невесело усмехнувшись, Макс присел и сорвал цветок. Прислонил к лицу и вдохнул пряный аромат. Нежные лепестки защекотали ему щеки. Интересно, чем эти цветы были раньше, до Катаклизма? Ромашками? Клевером? Колокольчиками? Теперь уже трудно определить, да и познаний в ботанике ему явно не хватает. Главное — они другие. Не удивительно, если даже люди изменились.

Отпустив цветок, питерец сделал шаг вперед. И тут же почувствовал, как что‑то невидимое сжало его горло. Схватившись за шею, парень с удивлением понял — давление не внешнее, оно изнутри. Макс раз за разом пытался вздохнуть. В груди разгорался пожар. В глазах помутнело. Покачнувшись, парень рухнул в заросли цветов.

Когда питерец наконец обнял Вику, Лис едва сдержал рвотные позывы. До чего надо быть мягкотелым, чтобы так побледнеть от пары реплик этой безбашенной стервы! Что он тут нежности разводит? В современном мире ты или идешь вперед и берешь свое, либо присоединяешься к отстающим. Лис нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Давайте уже, начинайте представление, — бормотал он. — Я по ходу дела подключусь. Одного тебя, Макс, на нее точно не хватит.

Но дальше объятий дело не пошло. Охотница отстранилась и потопала к лагерю. Лис вжался в куст, надеясь, что девушка его не заметит. Макс тем временем занимался забавнейшим делом — нюхал цветочки.

— Ну, правильно, — ругался Саня. — Раз баба не дала, то хоть нос постимулируй. Лох.

А дальше события понеслись вскачь. Схватившись за шею, питерец свалился в траву, подняв облачко белых лепестков. Через мгновение на поляне вновь появилась охотница. Заметив лежащего парня, Вика кинулась к нему.

Присев рядом с Максом, девушка что‑то мудрила над телом. Лис даже подался вперед, чтобы листья куста не мешали обзору. Отстегнув из набедренной кобуры пистолет, охотница быстрым движением извлекла магазин и отщелкнула один патрон. Завела руку за спину и матюкнулась. Ножны с клинками остались в лагере. Быстро обшарив питерца, достала из‑за голенища его «бер — ца» нож. Отковырнула из патрона пулю и срезала донышко гильзы. А потом села на Макса верхом и прислонила к его шее лезвие.

— Ах, ты ж сука! — проорал Саня, ломая ветки кустов.

Добежав до Вики, парень с размаху впечатал ботинком ей в затылок. Мимолетно удивившись, почему настолько сильный руко — пашник, как охотница, даже не отреагировал на его появление — зажав в зубах окровавленный нож, она до конца продолжала ковыряться в разрезанной шее питерца.

— Допрыгалась, сволочь! — для верности пнув повалившуюся навзничь Вику, парень принялся выкручивать ей руки.

Ермолов проснулся на рассвете. Что заставило его выползти из страны Морфея раньше назначенной побудки, он не знал. Но, полежав пару минут, вглядываясь в светлеющее небо, он отчетливо понял: сон убежал безвозвратно. С кряхтением встав, капитан потянулся всем телом и решил, раз уж такое дело, пойти проведать на посту Лиса.

Парня в грузовике не оказалось. Шкодливый малец, наплевав на приказ старшего по званию, куда‑то умотал.

— Ну, Саня… — рыкнул командир, сверкая глазами.

Ермолова уже порядком достали заскоки его молодняка. Но в этом затянувшемся путешествии к черту на кулички со всеми творилось неладное. Была ли в том вина охотницы, или они все уже просто устали друг от друга, — не разберешь. Их отряд впервые так надолго покинул родные стены Полярных Зорь. И впервые им приходилось все время видеть физиономии друг друга. В таком тесном общении показываются самые потаенные особенности людских характеров. А сплоченностью и сработанностью, основанными на безоговорочном доверии, что были в старом составе бойцов Ермолова, эти парни еще не успели обзавестись.

Выйдя из грузовика, капитан услышал отдаленную возню. Оглядев лагерь, заметил, что ни охотницы, ни питерца на месте нет. Бурча что‑то про молодую кровь, мужчина пошел на шум.

На поляну он вышел спустя пару минут. Перед ним предстала картина красоты необычайной. В придавленных цветах без сознания валялся Макс с окровавленной шеей. А рядом пыхтел над охотницей Лис.

— Какого хрена тут творится? — зычно спросил капитан, жестким шагом преодолевая расстояние до вздрогнувшего парня. — Саня, почему покинул пост?

— Товарищ капитан! — Лис развернулся вполоборота, продолжая держать веревку, стягивающую запястья лежащей девушки. — Я*ее поймал.

— Что значит — ты ее поймал? — Ермолов присмотрелся к охотнице.

Глаза Вики были закрыты, левый уголок губы порван, будто разрезан. Обшарив взглядом придавленные цветы, мужчина подцепил мыском сапога валявшийся невдалеке нож.

— Я шум услышал, пришел сюда. Смотрю, а эта сучка Максу шею режет. Ну, я ее и вырубил. А вот Максу помочь уже не успел.

Присев рядом с питерцем, Ермолов заметил в пятне крови торчащую из шеи парня гильзу. Из нее с шипением вырывался воздух. Грудная клетка мерно вздымалась. Питерец был жив, но без сознания.