Татьяна Живова - Джульетта без имени

Крыся вздрогнула, но повиновалась. Взгляд ее остановился на бутылке в руке алтуфьевского вожака.

...Как было бы замечательно грохнуть его этой бутылкой по башке, захватить ключи и удрать отсюда... на другой конец Ветки, к примеру...

Но тут она подумала про все еще связанные за спиной руки, охрану за дверью, кучу народа на станции и многие перегоны пути... К тому же, куда она пойдет без Востока? Он ведь пошел за ней сюда, в это паучье гнездо!

Тихонько вздохнув, она отвела взгляд от бутылки и потупилась. Хорошая идея, но невыполнимая.

А Кожан, наоборот, глядел на пленную пристально. Глаза его сузились, смотрели недобро и проницательно.

— Кто такая? С какой станции?

— С Петровско-Разумовской... — тихо проговорила девушка. Она решила не злить этого жуткого типа и отвечать на все его вопросы... Ну, по крайней мере, на те, к которым знала ответы. — Я добытчица...

Брови Кожана поползли вверх, буркалы-глаза выпучились. Он судорожно дернулся, будто пытался что-то в себе удержать, и... вдруг разразился гомерическим хохотом.

— Ты? До... до.. добытчица?! — алтуфьевского вожака трясло и гнуло пополам. Бутылка в кулаке ходила ходуном, коричневая жидкость плескалась, норовя вылиться на пол. — Добытчица? Приключений на свою жопу ты добытчица! Добытчица... А я, значит, тогда — старшина торгашей с Кольцевой!

Он снова громогласно засмеялся-загудел. А потом веселье вдруг схлынуло без следа. Глаза снова стали внимательными и злыми. Кожан пружиной вскочил с дивана и свободной рукой тряхнул пленную за шиворот.

— А ну, паршивка, правду говори! — прошипел он ей в лицо хрипло и негромко. — Кто такая? Звать как?

— Да я правду говорю! — взвыла девушка, беспомощно болтаясь в его руках, как тряпичная кукла. — Добытчица я! Ношу знатным женщинам из нашей общины всякие красивые вещи и золотые украшения из магазинов Сверху. Они мне за это еду дают. А еще приношу книги для тех, кто их еще ценит! А зовут... Никак не зовут! — в ее голосе зазвенело вызывающе-горькое ожесточение. —Я грязнокровка! У таких, как я, нет имен! Не думаю, что ты не в курсе!.. Ай, ну больно же! — закончила она совсем жалобно.

Губы Кожана снова скривились в ухмылке.

— Цыть! — он снова тряхнул девушку, но уже не так сильно. —Будешь лажу всякую гнать — еще не так будет!.. Крыся щипаная!..

Рука разжалась, Кожан снова сел.

— Да, видать по тебе мамашины грехи! Добытчица... И че ж ты такого добыла, что тебя из Бибирей ко мне перевязанную, как колбасу, прислали? Да еще с этим тощим... Хахаль твой?

Крыся тихонько повела плечами в попытке поправить сбившийся свитер.

— Хахаль? — с искренним недоумением переспросила она. — А это кто?

Кажется, Кожан немного опешил. Но до объяснения все же снизошел.

— Это, девочка, тот, кто тебя **т, а ты от удовольствия пищишь и еще просишь! Понятно? Еще раз спрашиваю, мышь ты серая, — какого хрена тебя мне сюда прислали, да еще этого «чистого» обалдуя в довесок? Чем вы так отличились?

Крыся мучительно покраснела. Не из-за того, что услышала непристойность, — нет, к подобным крепким выражениям ей было не привыкать. Но эта непристойность затрагивала их с Востоком отношения. И была при этом чудовищной и грязной ложью!

— Неужели тебе посредники из Бибирева не сказали, почему мы тут? И... за что нас изгнали? — медленно и недоверчиво проговорила она, на миг вскинув на него взгляд. И добавила еле слышно и как бы про себя:

— А я было подумала, что «хахаль» — это означает «друг»... Теперь буду знать, что это не так...

На ее губах мелькнула и пропала странная болезненная полуулыбка.

— Мы здесь потому, что он — «грязный человеческий шпион», а я — «подлая предательница», притащившая его в туннели скавенов. Вот и вся причина, — просто и прямо ответила она на главный вопрос. В ее тоне помимо воли снова мелькнула горечь, что конечно же не укрылось от алтуховца.

Кожан скупым жестом потер загривок, откинулся, снова прикладываясь к бутылке. Кто эта чудная? Откуда взялась? Вконец ополоумела от страха — или играет? Если играет — то уж больно хорошо!.. Он снова незаметно глянул на стоящую перед ним. Нет, на игру не похоже. За свою долгую подземную жизнь Кожан, и до войны бывший неглупым, обрел какую-то особую острую проницательность, без которой, пожалуй, не сидел бы сейчас на диване в персональном кабинете главы разбойничьей общины и не пил прямо из горла тридцатилетней выдержки виски. Сам достал, между прочим, было дело... Он набрал за щеку бронзовую жидкость, подержал во рту и сглотнул. По мелким, незаметным глазу и даже сознанию признакам, Кожан рассудил для себя, что странная девица-грязнокровка, пожалуй, не врет. По крайней мере, не все. Слово-в-слово лепечет то, что накарябали в своей бумажонке бибиревские чистоплюи, м-мать их бомба!.. Те еще дерьмецы — вечно норовят загребать жар и разгребать свое дерьмо чужими руками... Он медленно, зло выдохнул.

« А девчонка-то с характером », — не без удивления вдруг отметил Кожан. Трясется, что твое полотенце на сквозняке, трусит — и еще как трусит! — а все равно с каким-то внутренним вызовом стоит. Не глазом это видно — шкурой чуется.

— Однако, девочка, ты не все мне пока сказала, — проговорил он вслух. — Это так же точно, как то, что над нами — девять с полтиной метров земли. Какого лешего ты связалась с этим... робин-гусем с «чистых» станций? И главное, почему это он так за тебя держится? Чего-то я большой дружбы между нашими и «чистыми» не помню. Чего-то ты все же темнишь, мышка.

Лицо его стало непроницаемо, голос успокоился, стал мягче, но мягкость эта была хуже ругательного крика.

— А скажи-ка мне, мышка... Если ты у нас такая недотрога и даже слов нехороших не знаешь, с чего бы тебе вести этого, как ты сказала, грязного шпиона «чистых», — Кожан хохотнул про себя удачному каламбуру, но вида не подал, — в скавенскую часть метро, да еще вести так, что тебя твоя же, с позволения сказать, родня выдала мне с головой?

— Да не вела я его в нашу часть!.. — заволновалась Крыся и убедительности ради хотела прижать руки к груди, но только и смогла, что дернуть плечами. — То есть, вела, но... Мы вообще мимо шли... и...

Она осеклась, потом длинно выдохнула и постаралась успокоиться.

— Это долгая история, — начала она уже более ровно. — Ты вот не поверил, что я — добытчица, а ведь именно Наверху мы и пересеклись. Конкретнее — в заброшенной библиотеке недалеко от Бибирева. Я отбирала там книги для наших театралов, ну и увлеклась, зачиталась... — она бросила быстрый осторожный взгляд на Кожана, — Шекспиром... А что делал в этой библиотеке добытчик людей — я не знаю. Может, тоже за книгами приходил, я не спрашивала. Я, как его увидела, перепугалась, убежать хотела... А он зачем-то меня ловить кинулся. Ну я его ножом в живот... а оказалось, что попала в фильтр от противогаза и продырявила его. Потом на нас рухнул стеллаж с книгами... В общем, когда пришли в себя — драться как-то уже... не было смысла. Как-то само так получилось, что стали разговаривать... Потом откуда ни возьмись — паук-переросток, я в него — из игломета... это такой пистолет, говорят, что раньше с такими под водой охотились... Напугалась жутко! А он — сталкер, то есть — меня успокаивать стал. Потом познакомились... А потом вспомнили, что скоро рассвет... Я помчалась к своему лазу в подземку (не ко входу на станцию, нет!), а он — за мной. Я пыталась его прогнать, а он... Он попросил меня о помощи — показать убежище, чтобы укрыться от солнца. Ну что мне оставалось делать — бросать его погибать? Ведь это же я ему противогаз испортила... Ну... я подумала, что поступлю плохо, если не помогу ему. И решила провести его подземными дорогами в людскую часть метро. Потому что Поверху, днем, без противогаза, он бы не дошел. На наши станции я вообще не собиралась заходить и вообще всячески кружила, чтобы его запутать. Человек ведь, кто его знает... Но в одном месте все-таки нужно было пройти несколько десятков метров по перегону. И вот там мы и нарвались на патруль.