Александр Козин - Истории Выживших (сборник)

Тут Яна сообразила, что там должны быть ворота, через которые въезжали грузовики, когда животноводческий комплекс еще работал. У кочевников наверняка есть какой-то транспорт, они и припарковались в цеху. Она покосилась на соседа – ему-то какое дело до этой истории? С виду – обычный бродяга, весь такой округлый, добродушный… Но слишком уж явно он вылупился на этих четверых. Если они заметят, это может все испортить. Обратят внимание на щекастого, а заодно и Яну рядом срисуют. Она рискнула спросить:

– Что, знаешь этих? Смотрю, малый, ты глаз с них не сводишь.

– Э, старая… – Круглолицый охотник как будто только теперь вспомнил о соседке, которой сам же предложил местечко рядом. – Я так… просто… Просто так!

Он смешно выкатил глаза.

– Не пялься, такие люди подобного обращения не терпят. Наживешь неприятностей.

– Верно, старая. – Охотник не без усилия отвел взгляд в сторону. Что-то его очень заинтересовало в сцене купли-продажи, так что он нервничал и от избытка волнения был готов перекинуться словом даже со старой каргой, которой прикидывалась Яна.

А бродяги осторожно теребили подсумок под столом, заглядывали туда, при этом содержимое тихонько позвякивало. Кочевники медленно шли через зал к выходу – мелкий первым, а Облом, приотстав, настороженно водил глазами по залу. Не стоило привлекать его внимание.

– Ты ж не знаешь, старая, кто эти двое в черном, – пробурчал с набитым ртом сосед Яны. – Интересные ребята, между прочим. На таких не поглядеть – грех! А я, знаешь, праведник. Господь оставил нам заповедь: любопытство – не порок, а всего лишь источник неприятностей.

– Ну так скажи, кто они, и я буду знать. А неприятности у меня и так не переводятся, одной больше, одной меньше…

– Тот, что поменьше, – Букварь. Он вроде казначея и начальника штаба в клане Кривого, ясно?

– И что с того?

– А то с того, что правая рука Кривого здесь всего лишь с одним охранником, а клан где? И потом…

Облом протопал к стойке и брякнул перед хозяином заведения несколько монет. Расплатился за ужин, значит. Букварь остановился в дверях, поджидая напарника.

– Уезжаете, что ли? – окликнул его Мясник. – Нехорошо, подождали бы утра. Здесь Лес совсем рядом, ночью опасно.

– Нет времени, – отрезал Букварь. – Облом, давай живее!

Великан затопал к выходу.

– Так вот, старая, – заговорщически прошелестел толстощекий, – прошел слух, что Букварь обчистил Кривого и со всей кассой клана рванул в неизвестном направлении. И вот он здесь.

– Обчистил клан, чтобы у этих что-то купить, – вырвалось у Яны. – Люди Кривого его небось по всем дорогам ищут!

Это многое объясняло – например, спешку Букваря. Если его преследуют, то понятно, что и близость Леса не остановит. Хоть днем, хоть ночью. Сделал дело – и нужно срочно рвать когти.

Вот и спешат Букварь с охранником рвануть побыстрее, унося свою загадочную покупку. Но деньги-то остались здесь! Это Яну устраивало.

– Что ж у них такое было, а, старая? – тихо прошептал щекастый, когда кочевники исчезли за дверью.

Яна подумала, что к ней сосед обращается неосознанно, а на самом деле просто размышляет вслух. Поэтому промолчала.

– Может, артефакт какой-то? Никогда о подобном не слышал, – продолжал тот. – А может, это?.. Да нет, не может быть!

– Что? Что «может»?

– А? – Бродяга только теперь сообразил, что говорит вслух. – Да нет, не обращай внимания. Это я так… Думал, что может таких денег стоить? Только самый главный артефакт.

Пока он говорил, за дверью зарычал мотор байка. Сперва он тарахтел на холостых оборотах, потом взревел громче, затрещали под колесами обломки кирпича… Потом раздался громкий вопль, от которого Яна вздрогнула, – кто бы ни орал там, за дверью, этот крик оказался громче мотоциклетного мотора. Кто-то выл на низкой ноте, не переставая, грохот байка оборвался звучным ударом, что-то задребезжало, лязгнуло… но эти громкие звуки тонули в басовитом реве. Бродяги вскочили с мест, хватая оружие. За дверью захлопали выстрелы – одиночные, из пистолета, определила Яна. А у Облома был автомат…

Мясник нырнул под стойку, бродяги озирались, потом рев прекратился, из-за двери доносился невнятный гул и треск да хруст гравия под чьими-то торопливыми шагами. Ближе, ближе… Когда дверь распахнулась, в проем глядело больше десятка стволов. Из-под стойки показался Мясник, сжимавший в волосатых ручищах что-то очень крупнокалиберное, остальные тоже направили в темный проем автоматы и дробовики. Сосед Яны был вооружен «калашом», и он, как все, целился в черный прямоугольник, из-за которого доносились тяжелые шаги, хрип и мерный невнятный треск.

В скудно освещенный зал ввалился Букварь с пистолетом в правой руке, левой он прижимал к судорожно вздымающейся груди тощий рюкзак, который ему отдали вместе с покупкой. Лицо его было белым как мел, перекошенный рот и глаза казались черными ямами на снежной равнине. Из ссадины на макушке текла струйка крови, капли сползали по щеке на шею, но кочевник вряд ли это чувствовал. Он толкнул дверь каблуком, она захлопнулась. Стрекот и хрип стали тише.

Букварь, слегка пошатываясь, странно медленно побрел между ящиков и бочек, заменяющих в Скотобойне мебель. Его дикий вид никак не вязался с неторопливым шагом.

Дверь снова дрогнула от толчка и распахнулась. Из темноты в зал ввалилось… нечто. Как будто кусок темноты влился из неосвещенного цеха за стеной. Клубящееся черное облако двигалось следом за Букварем, оно шевелилось, из его нутра доносился хрип, хруст, дробный стрекот. И хуже всего было то, что облако тьмы перемещалось на двух ногах – здоровенных таких ножищах, обутых в сапоги Облома. Громадные, усиленные стальными накладками сапоги по очереди звучно топали по полу, потом медленно волочились, со скрежетом сгребая попавшийся мусор… так же медленно возносились для нового шага…

Больше десятка бродяг, собравшихся в зале Скотобойни, очумело глядели на шагающее черное облако, словно эта картина их загипнотизировала. И Яна тоже не помнила, где она и что происходит, просто не сводила глаз с невероятной картины.

Букварь оглянулся, взвизгнул и, споткнувшись, мешком повалился на пол. Взлетел потревоженный падением мусор. А шагающее облако распалось, клочья черноты брызнули вверх и в стороны, оставив изуродованное до полной неузнаваемости тело Облома. Ноги в брюках и сапогах с накладками были целы, но выше пояса бугрилось неопрятное бесформенное месиво – клочья мяса, свисающие куски окровавленной одежды, кожаные огрызки куртки… На пол с дробным стуком закапала кровь. То, что казалось облаком, было роем небольших летучих существ, которые, мелко трепеща крыльями, закружились по залу.