Стас Северский - Боец тишины

Хотел бы я вообще его другом быть. Сражаемся мы с ним по одну сторону — у нас с ним один враг и одно правое дело. Я для своей страны стараюсь, он — для своей. Правда, шведы пока считают его предателем, и ему после провала приходится прятаться на наших территориях. А я его предателем не считаю — он понимает, что происходит, и поступает, как преданный своей стране и народу неглупый человек. Обычно я призираю тех, кого вербую, а его — уважаю. Только не судьба нам с ним общаться друг с другом, как человек с человеком, — под своим именем, под своим лицом. Точнее, я его знаю, а он меня… Он, считая, что я его соотечественник, знает меня в одном из служебных обличий и под одним из служебных имен, как и все остальные… кроме Игоря Ивановича, который знает обо мне больше всех других, да и то — далеко не все. Мое дело находить друзей не для себя, а для — страны. Мое дело — выискивать и друзей, и врагов… выслеживать их и выведывать у них тайны, убеждать их или давить на них и, при нужде, убирать их. Я — охотник. И охочусь я в стае, как волк… только и одинок я, как волк.

Осло, Берлин — и дождь… Морось встречает меня везде, словно следует за мной хвостом, словно отслеживает. Действует на нервы. Меня тошнит от нее — и от аэропортов, от вокзалов, дорог и улиц, лиц людей… Им нет счета, нет конца…

Берлин — широкие дороги, просторные площади… все притушено, приглушено — серо и тускло, только ветер гуляет. Не похож город на Петербург, а напоминает порой… определенной бесприютностью, наверное.

Заехал на квартиру кинуть вещи и написать несколько писем. Ларсен — человек деловой. Прорвавшись в короткое время в свет скромной Скандинавии, он вошел в высшие круги других стран — далеко не таких тихих и спокойных. Делец он не простой — дела Ларсен ведет не на виду. Подставляет он плечо государственным деятелям, главам крупных организаций или промышленных предприятий, когда они — люди, стоящие на свету, не могущие войти в тень и не имеющие выхода на других таких людей, — действуют в личных целях и в качестве частных лиц. Ларсен — мост, соединяющий темнотой и тишиной с вида не связанные освещенные точки. Посредником он выступает в делах важных. Через его руки проходят применимые к военной промышленности технологии, тайно толкаемые в странах его территории и через их границы. Ларсен торгует и простым оружием, и чертежами да схемами. Он точит острые клыки и на химикаты, и на микроорганизмы, и на микросхемы. Занимается он решением таких задач довольно давно и всегда в курсе ответа на вопрос. Он заслужил доверие, исправно запуская в ход все свои связи и строго сохраняя все чужие секреты. Так что дела его с годами идут только в гору. Мои мосты темноты и тишины со временем стали прочной паутиной, протянутой мной от севера до запада и востока… Так что обязанностями Ларсена я пренебрегать никак не могу, пусть и будучи при исполнении более трудных заданий. О задаче буду думать после того, как пошлю, кому следует, письма. А главное, — после того, как стану другим человеком и встречусь с Эрихом Шлегелем.

Одно дело сделано. Пора покинуть Берлин, перекроить лицо, перестроить личность, надеть иную одежду и под чужой личиной пуститься в последующий путь. На место мне тащиться чуть ни через всю страну, только все не беда — обычное дело.

Судьба одарила меня внешностью правильной, но неприметной. Так что мне не трудно ее изменить. Северяне могут сказать про меня только, что я — красив, а другие — и того сказать не могут. Я пользуюсь этим так же активно и агрессивно, как и всем остальным. Скоро из скромного скандинава стану сдержанным немцем — сменю машину, сменю лицо.

Эх, дайте мне свободу, дайте мне коня! «Коней» у меня, правда, предостаточно — и крылатых, и колесных. А свободы… Государство предоставляет мне только «коней». Ношусь я на них по всей земле с вида вольный, как ветер. Я, в общем, на такой уровень с довольно давних времен вышел, что, и правда, — почти волен в решениях и в перемещениях. Только я связан долгом перед Отечеством по рукам и ногам… связан той привязью, что струной у меня в голове натянута.

Отнял руку от послушного руля, разогнул закостенелые пальцы и закурил. На ровной прямой дороге и газ держу ровно. Дорожные указатели, номерные знаки — все вижу краем глаза, все отмечаю на границе сознания, не концентрируясь. Не зарегистрировано по привычке ничего подозрительного — и нечего останавливаться, осматриваться. Стараюсь не смотреть по сторонам — я перемен переел, как кислых ягод, и теперь — оскомина в горле застряла… давлюсь ей который год, проклиная длительные переезды.

Потянулись чередой промышленные зоны — с вида пустынные и притихшие города, напоминающие страшные сны. Эти города — не лицо этой страны. Лицо — города старые, с узкими улицами, с готическими соборами, возвышающимися над низкими постройками… или новые — с вздымающимися к небу стеклянными высотками. А здесь — над скудными строениями торчат заводские трубы. Да и обитатели этих зон далеко не так общительны и добродушны, как остальные люди этой области. Среди них полно отчаянного и опасного сброда. Здесь затаились и закаленные жесткой жизнью бойцы подпольных организаций, и озлобленные бедняки, и бесприютные бродяги. И нищие поляки, не гнушающиеся грязных дел, здесь встречаются нередко. Немцы терпимы к ним в крупных городах, но в городах поскромнее их не привечают. Они стараются скрываться на окраинах и вести замкнутую, изолированную жизнь, часто совершая преступления, невидимые немцам.

Франкфурт стер Ларсена, как ластиком, и обрисовал Вебера, как серым карандашом. Отто Вебер — тоже человек деловой, но занимается он исключительно моими личными делами. Гер Вебер выглядит в высшей степени внушающим доверие гражданином Германии, только он тот еще махинатор. В общем, благодаря ему, я не останусь голодным никогда и нигде. Явившись на его съемную квартиру, я и от его имени отправил несколько писем.

Через левую линию вышел на связь с Игорем Ивановичем. Прочел его послание и покривился. Что ж… Видно, мне в ближайшее время выспаться не судьба — снова в дорогу. Я откинулся в кресле, снял очки с прозрачными стеклами, посмотрел в потолок, как в пустой патронник… встал и пошел.

Обменял солидную машину на видавшего виды «железного коня», с изношенной курткой застегнул под горло шкуру Вольфганга и понесся навстречу ветру. Вольфганг — парень не из везучих. Он старается выбраться из трущоб, но всегда — возвращается. И сейчас, пусть и после достаточно длительного отсутствия, он — вернется в индустриальный город с ветшающими зданиями и знающими зло людьми.