Евгений Шкиль - Стражи Красного Ренессанса

— За Советскую Конфедерацию! — громко произнес Гордеев и осушил рюмку.

Никто из стражей даже не подумал сесть. Все молча слушали напыщенную, но все же красивую вдохновляющую мелодию.

Союз автономий и вольных районов

Сплотила навеки Великая Русь.

Да здравствует сила советских законов!

Да здравствует наш нерушимый Союз!

Простой, даже примитивный текст. Но от гимна большего и не требуется. От любого гимна любой страны. Чем проще — тем понятней. Обращение к толпе не может быть высокоинтеллектуальным с философемами и сложными выводами. А что такое гимн, если не постоянное обращение к чувствам граждан. Это своего рода «политик», но только на тонком уровне, внушающий веру в славное прошлое и обещающий внимающим ему грандиозное будущее. А в политике, как известно, побеждает тот, кто способен выразить несколькими словами тайные желания масс.

Гимн — это предельно емкое выражение духа государства, стоящего над народом; слова меняются, а музыка все та же. Роберта никогда не смущала легкая эйфория, возникающая при прослушивании пафосной мелодии. Не нравилось ему совсем другое — текст и его автор: Андрон Никитович Михаськин — Колчановский. Он являлся не только потомком представителей творческой богемы, но и прямым опровержением теории генетического возмездия, которую под действием абсента придумал Влад. Род Михаськовых — Колчановских восходил к временам опричнины и никогда в течение всей истории России не бедствовал. Они каким‑то неведомым образом умудрялись быть в почете у любой власти: у царской, у коммунистов, у компрадоров периода Реставрации и даже сейчас.

Говорят, при дворе Ивана Грозного был такой шут Михасько Смердынович. Однажды на пиру в Новгороде он, раздевшись догола, обмазавшись дегтем, вывалившись в перьях и напялив на срамной уд колчан от стрел, принялся громко кудахтать и бегать по Грановитой палате, шевеля огромными усами, высоко подпрыгивая и широко размахивая руками, чем очень потешил царя — батюшку. За свое шутовство юродствующий холоп получил награду: дворянский титул. А потомки его стали именоваться Михаськовыми — Колчановскими. Среди них было много паяцов, постельничих, придворных стихоплетов, провокаторов и агентов карательных служб, но самый известный представитель этой фамилии прославился тем, что снял за казенный счет художественный порнофильм о Великой Отечественной Войне с собственной дочерью в главной роли. В Высшей Школе Советской Режиссуры сие творение до сих пор демонстрируется старшекурсникам, чтобы они раз и навсегда запомнили, как нельзя снимать кино.

Наконец, гимн закончился, и стражи уселись на свои места. Роберт посмотрел на экран. Первая и главная новость прошедшего дня, которую транслировали все инфоканалы Конфедерации, была посвящена столетней годовщине Августовской трагедии. SU News исключением не являлся. Срывающийся голос диктора, преисполненный неподдельной скорби, возвещал о страшных событиях вековой давности, когда распалась великая держава и страна вступила в жуткую, длящуюся почти пятьдесят лет эпоху либерального террора. На экране то и дело мелькали кадры из старых хроник: бронетехника на улицах Москвы, толпы людей, взирающие на демонтаж памятника председателю ВЧК, компрадоры на танке, обращающиеся к людям и так далее, и тому подобное.

— Вы кстати замечали, — сказал Влад, — что о событиях, происходящих внутри Конфедерации, всегда вещают эмоционально. Пофиг, даже если в Задрыщенске котенок с дерева упал и ушиб себе лапку, это будет рассказываться так жалостливо, что половина домохозяек тут же пустит сопли. Зато, если где‑нибудь в Африке сдохло полмиллиона негров от дизентерии, или в Европе исламисты вырезали очередную сотню кяфиров, голос у диктора останется совершенно безучастным.

— Я кроме рока и порнухи вообще ничего не смотрю, — сказал Марик, закуривая сигарету, — это единственное, что меня не оставляет безучастным.

— Это единственное, что тебя трогает, — с укором произнес Леша Планкин. Глаза его блестели лихорадочным огнем. Алкоголь плохо действовал на принципиального трезвенника, превращая его в воинствующего фанатика собственного занудства.

— Да, — согласился Марик, выдохнув табачный дым в лицо собеседнику, — и не вижу в этом ничего плохого.

— Ну это не удивительно, — вмешался в разговор Роберт, обращаясь к Владу и представив себя слившимся с заготовкой «профессор», тем самым пытаясь увести стражей от словесной перепалки, — этот принцип давно известен. Если ты неравнодушен, значит ты зависим. Мы не можем даже эмоционально подчиняться внешним силам.

— А че тебе собственно не нравиться, Лепик? — с вызовом спросил Планкина Марик. — Ты вообще в жизни своей кроме Баха что‑нибудь слушал? А женские сиськи когда‑нибудь видел? Ну, мамкины не в счет.

— Сам ты такой… — с затаенной горечью пробубнил молчавший до сих пор Джохар, тупо уставившись куда‑то в стенку, налил себе рюмку абсента и тут же ее опрокинул.

Никто на реплику Махмудова не обратил внимания.

— Как сказал основатель американского государства, — Влад, явно подыгрывая Роберту, закрыл глаза, подняв палец вверх, — «Нация, которая относится к другой нации с привычной ненавистью или привычными добрыми чувствами, в определенной степени является рабом. Такая нация — раб своей враждебности или своих добрых чувств, любого из двух достаточно, чтобы увести ее от своего долга».

— Вот из‑за таких как ты, — повысил голос Леша, гневно сверкая глазами и тыкая пальцем в Марика, — страна сто лет назад и распалась…

— Кстати, именно поэтому, — сказал Роберт, глядя на Черноземова, — история средних веков в школе начинается в 395 году с отделением от Римской империи Византии, а не с падения Вечного города под напором варваров, и заканчивается 1453 годом, когда был захвачен Константинополь, а не когда случилась Реформация или какая‑нибудь европейская буржуазная революция.

— Да нет, Лепа, — возразил Марик, — Советский Союз развалился как раз из‑за таких мудаков как ты…

— У нашего покойного вождя, товарища Кашина, — сказал Влад, — была такая статья «Класть на Запад, класть на Восток, класть на весь мир», так вот там подробно описывается принципиальная ошибка российской и советской элит, которые постоянно транслировали чужеродную модель поведения через отрицание западных ценностей или через благоговение перед ними.

— Да ты обоснуй, — взъелся Леша, уничтожая Марика взглядом, — это с какого перепугу из‑за таких, как я, что‑то может развалиться?

— Ну да, — согласился с Черноземовым Роберт, — Запад не плох и не хорош, в нашем субъективном культурном восприятии его более не существует. Он представляет интерес лишь как фигура большой геополитической игры. Именно поэтому мы независимы от него не только политически, не только экономически, но и ментально. Впервые со времен Ивана Грозного… или Петра Первого.