Валерий Алфеевский - По памяти и с натуры 1

На другой день пребывания в Чемале вскоре после полудня я начал задуманное восхождение. Узенькая, чуть заметная тропинка, усеянная обломками камней, круто поднималась по совершенно безлесному склону горы. Поднявшись на несколько десятков метров, она вдруг стремительно спускается в лощину, густо заросшую травой, зачеркивая начисто то, что было не без труда мною достигнуто. Картина эта повторялась множество раз, и я начал порядком уставать. Не знаю, сколько так прошло времени, но только тени стали длиннее, июльское солнце по-вечернему пекло немилосердно. Наконец я наметил в качестве конечной цели одну из вершин, наиболее, как мне казалось, доступную. Преодолев глубокий овраг, заросший травой, в которой я утопал по грудь, где самые наши обыкновенные лопухи и укроп достигали чудовищных размеров, я наконец взобрался на вершину. Она наверху совершенно не выглядела вершиной.

Моему взору со всех сторон открывалось до горизонта море вздыбленной земли, и раньше, чем впасть в отчаяние, в одном из просветов я увидел далеко внизу Немал таким, каким изображают город на карте.

Солнце чуть заметно начало клониться к горизонту, и, отдохнув, я решил не возвращаться прежним путем по тропинке, а спускаться по бездорожью, по прямой к Чемалу, который, казалось, был не так уж далеко. Спуск поначалу проходил гладко, я прыгал вниз с уступа на уступ, как по ступеням гигантской лестницы, иногда, правда, приходилось, цепляясь за маральник, спускаться с небольших отвесных скал. Чувствовал я себя весело, к тому же стало прохладнее. Несколько испортила мне настроение замеченная мною под кустом большая змея. Но вот, спускаясь с отвесной трехметровой стены, я попал на площадку, со всех сторон обрывавшуюся отвесными скалами, совершенно непреодолимыми. Цепляясь за маральник, который то и дело обрывался под моей тяжестью, с трудом взобрался обратно наверх, оттуда я заметил мою тропинку, с величайшими предосторожностями я добрался до нее.

3. Барнаул. 1930

4. Река Катунь. 1930

В Чемале начали зажигаться первые огни. В горах быстро темнеет, обо мне уже беспокоились. Проводник хмуро выслушал мой рассказ, сказал, что мне повезло, что я не повредил себе ногу, и что опасно и безрассудно отправляться одному, неопытному в горы и особенно спускаться напрямик.

Дождь. Вот уже три дня, как мы в Чемале. Вчера отправили на Телецкое и на Белуху две группы, до нас очередь еще не дошла.

Выглянуло солнце. К вечеру пошли с доктором на Крестовую гору. Долго взбирались по крутой скользкой тропинке, заблудились, попали на южную сторону хребта. Высокие травы, неожиданно из-под ног большая змея скользнула вниз, чертя за собой в траве глубокую волнистую линию.

В ожидании отправки на Телецкое озеро нас развлекают экскурсиями. Возили к местному самодеятельному художнику. Огромный деревянный дом, большая мастерская и скверные картинки. На круглом столе, покрытом бархатной скатертью, книга отзывов и блюдо для денежных пожертвований.

Все еще в Чемале. Погода прекрасная, с утра пошел посмотреть на Катунь. Здесь, под Чемалом, втиснутая между высокими скалистыми берегами, в дикой ярости несет она свои воды, покрытые ослепительно белой на солнце пеной. Воздух насыщен водяной пылью. От рева Катуни ты глохнешь, и только зрение приобретает удивительную зоркость.

На другой день с утра выехали верхом на Телецкое озеро.

На нашем пути Катунь то теряется, то снова появляется, извиваясь в долине.

Проехали двадцать верст. Первый привал. Разговор с проводником. Наш проводник, бывший красный партизан, рассказал, что еще некоторое время после разгрома Колчака остатки его отрядов укрывались в горах под Чемалом.

Красивая дорога, быстрая езда. Поздно вечером ночлег у костра. Спать холодно.

По пути с утра решили заехать к алтайцам в аил. Навстречу конные алтайцы гонят стадо коров. Женщина с грудным ребенком на коне.

Зашли в юрту. Черная дыра — когда входишь, ничего не видно, [лаз не сразу привыкает к темноте, затем различаешь таган, кипит чайник, в дыму сушится табак. Хозяин — бурханист; висят священные ленты и березка. В углу в куче тряпья жмутся дети, маленькие, темные, очень забавные. Девочка лет пятнадцати, красивая, с вплетенными в черные косы раковинами, трет толкан, любимый напиток алтайцев. Посидели на корточках. Стало душно, поспешили выйти.

Сегодня едем дальше, выехали в горную тайгу. Дорога становится все круче и круче, узкая тропинка в камнях. Где трудно человеку, там уверенно проходит лошадь. Буйная растительность, диковинные цветы. Наши самые простые растения принимают здесь чудовищные формы и размеры. Стройные высокие кедры, пихты, древовидные папоротники, стволы сваленных деревьев, непроходимые заросли ягодных кустарников, ветви хлещут в лицо.

Аил на высоте двух тысяч метров. Стадо овец; купили барана. Проводник надрезал ему, живому, живот и вынул сердце. Чудовищно!

Альпийские луга, фиалки, розы, цветы по пояс.

Как странно, у костра проводник рассказывает длинную сказку о Кащее Бессмертном и его невесте Однозубке. Новый вариант. Костер горит, сказке нет конца. У нас гости из аила, слушают проводника с наивным вниманием.

Перевал. Крутой подъем по скользким камням, еле заметная тропинка среди обломков гранита. Лошади карабкаются, как кошки. Альпийские луга сменяются тундрой. Лишайник, таежная березка — мрачный вид. Недаром алтайцы считают вершины гор обиталищем злых духов. На одной горе жертвенник для их умилостивления.

Мы на значительной высоте, кое-где на склонах гор лежит снег. Сильный порывистый ветер и мертвая тишина. Крутой спуск. Удивительно, как мы не разбиваем себе головы, а лошади не ломают ноги. Мы растянулись на перевале длинной цепью.

Опять роскошные луга. Видели в траве красную змею с черным узором. Пионы и маки нашим лошадям по брюхо.

Внезапно как из-под земли возникает бешено мчащийся на нас табун одичавших лошадей, впереди огненно-рыжий вожак. Наши лошади стоят как вкопанные, дрожа всем телом. Шагов за пятьдесят от нас табун внезапно останавливается и длинную минуту разглядывает нас. Потом вожак круто поворачивается и табун исчезает как сновидение. Это табун, выпущенный на откорм весной из последнего аила и потом оставшийся без хозяина.

Вечером дождь, ночевка под кедрами. Песни у костра.