Александр Пономарёв - Проект Вервольф

Мороз постепенно крепчал. Я подул на замёрзшие руки, растёр лицо и уши. Марика сделала то же самое, и теперь её щёки пылали румянцем, а кончики ушей краснели в просветах между спутанными локонами.

— Знаешь, какая во всей этой истории приятная новость? — неожиданно спросил я, целясь в окно на втором этаже, где промелькнула чья-то тень. Спустя секунду на подоконник запрыгнула кошка, и я опустил автомат на уровень груди.

— Нет, — пожала плечами Марика.

— Вервольфы Кригера до сих пор находятся в анабиозе или погибли в результате диверсии. Понимаешь, что это значит?

Она помотала головой, обходя кучу из разбитого стекла и черепицы.

— Это значит, что кроме доктора никто не знает, как сделать монстров долгоживущими и практически не уязвимыми — это раз. И очень скоро кроме покойников и нас в этом городе никого не останется — это два.

— С чего ты взял? — она вскинула автомат и замерла в напряжённой позе. Я тоже подобрался, заметив движение в соседнем доме. Там кто-то шевелился, шурша одеждой. Мы с минуту вглядывались в разбитые окна до рези в глазах, но как оказалось — это ветер играл занавесками.

— Вервольфы вырезали всё население этого городка и либо отправились дальше, либо остались здесь, — сказал я, когда мы снова двинулись в путь. — Поскольку срок действия вакцины ограничен, они в ближайшее время подохнут, как мухи, и перевоплотятся. Думаю, я так легко разделался с тем оборотнем только потому, что он уже начал отдавать концы. Иначе… — я цикнул зубом и помотал головой, — мы бы с тобой не разговаривали.

Чем ближе приближались к ратуше — я вел Марику в центр города, надеясь разжиться там автомобилем, а ещё лучше бронетранспортёром — тем больше нам попадалось разорванных и обезглавленных тел, встречались и целые, но очень редко. Улицы и стены домов были обильно вымазаны кровью. В воздухе висел приторно-сладкий запах смерти. Всюду валялись оторванные конечности и какие-то тряпки. Нашлось и несколько голых босяков, в одном из которых я узнал Валдиса.

Возле дома с детской площадкой во дворе мы наткнулись на игрушечную коляску с куклой. Рядом лежало худенькое тельце в коротеньком коричневом пальто и чёрных полусапожках. Голова девочки была неестественно вывернута, часть лица отсутствовала, из дыры в груди белыми клыками торчали обломки рёбер.

Марика уткнулась лицом в моё плечо, я услышал всхлипы, крепче прижал её к себе, ускорил шаг. И плевать мне, что под ногами громко заскрипело крошево из стекла, битого кирпича, штукатурки и черепицы.

Вскоре наше путешествие по мёртвому городу закончилось. Я оказался прав: в ратуше размещалась комендатура, возле которой стоял «хорьх» с раскрытыми дверцами и наполовину вывалившимися на дорогу трупами двух солдат и офицера.

Я освободил транспорт от мертвяков, помог Марике сесть в салон, завёл двигатель и направил машину к шоссе на Берлин.

Рыча мотором, «хорьх» медленно крался по улицам. Разогнаться мешали брошенные автомобили с продавленными крышами и выбитыми стёклами, трупы животных и людей. Повсюду валялось оружие, обломки мебели, разбитая вдребезги кухонная утварь.

Во многих домах полыхали пожары, пламя с треском вырывалось из окон, к небу тянулись густые столбы чёрного дыма. Не хватало привычного для таких случаев шума: воя сирен, гомона зевак, деловых окриков пожарных бригад. Не шипело пламя под струями воды, не суетились медики над спасёнными из огня, не мельтешили репортёры с блокнотами и громоздкими фотокамерами в руках.

Город напоминал одну большую декорацию для фильмов о зомби или смертельном вирусе, случайно вырвавшемся из пробирок сверхсекретной лаборатории. Повсюду кровь и неподвижные тела. Встречались даже трупики птиц, хотя, как они погибли, я не понимал. Неужели оборотни сшибали их в прыжке? Да ну, не может быть. Скорей всего их убило шальными пулями или рикошетом.

После первых ста метров Марика упала на заднее сиденье. Я подумал: ей стало плохо, и хотел остановиться, но она крикнула, чтобы я прибавил скорость. Дескать, ей хватило на сегодня картин апокалипсиса, и она скорее хочет оказаться на природе.

Прошло долгих двадцать минут, прежде чем мы выехали за пределы города. Едва «хорьх» вырулил на шоссе, я крутанул ручку стеклоподъёмника: мне казалось воздух в салоне пропитан липким запахом мертвечины. Холодный воздух шумным потоком ворвался в открытое окно. Я пил его большими глотками, но мне всё равно чудилось, что от нас несёт трупным смрадом.

За городом Марика немного повеселела. Я следил за ней в зеркальце на лобовом стекле, с удовольствием отмечая перемены в её лице. Чтобы отвлечь девушку от мрачных дум, я стал болтать с ней о всякой ерунде, говорил о каких-то несущественных пустяках, вспоминал забавные случаи из той ещё — волгоградской — жизни.

Мои усилия не пропали даром: печальные морщинки постепенно разгладились, зеленоватая бледность сменилась румянцем, а на щеках появились знаменитые ямочки — признак лёгкой улыбки.

Несколько часов пути пролетели незаметно. В ближнем пригороде столицы нас трижды останавливали военные патрули. Удостоверение штандартенфюрера СС всегда производило нужное впечатление несмотря на то, что лицо было в пороховой гари и копоти, шинель перепачкана в пыли, а на распоротом рукаве засохли следы крови. Патрульные салютовали мне и, возвращая документы, желали скорее добраться домой и отдохнуть. Наверное, в Берлине уже знали о нападении на фабрику.

В город мы въехали затемно.

Последние километры до особняка дались с особым трудом. Видимо, меня накрыл запоздалый отходняк. Тяжёлый бой, счастливое избавление от плена и пережитый в мёртвом городе стресс давали о себе знать.

Я закимарил за рулём и чуть не врезался в фонарный столб. Меня встряхнул испуганный крик Марики. Открыв глаза за секунду до катастрофы, я резко дёрнул руль. Взвизгнув резиной, «хорьх» круто вильнул в сторону и пронёсся в опасной близости от чугунного светильника, напугав бродячего пса. Тот сразу перестал метить территорию и вывалил огромную кучу на бордюр.

Больше я так не рисковал, да и негде было: через пять минут мы выехали на залитую лунным светом Александерплац, а ещё через две остановились возле особняка.

Я поймал в овале зеркала взгляд васильковых глаз Марики.

— Выходи и жди меня на крыльце. Я поставлю машину за углом и вернусь.

Марика кивнула, щёлкнула замком двери. Я дождался, когда она выйдет, включил передачу и лихо, с заносом, развернулся: не смог устоять перед соблазном — выпендриться захотелось. Что ни говори, а женская красота страшная сила: на раз-два из любого мужика барана делает. Вот было бы здорово, если б обратный процесс шёл с такой же скоростью. Только вот я не знаю ни одного случая, когда бараны превращались в мужчин. А зря!