Александр Пономарёв - Проект "Вервольф"

А вот и две последние страницы. Я аккуратно подцепил верхнюю ногтем, повёл снизу-вверх, слипшиеся за годы странички с хрустом отделялись друг от друга. Полдела позади, осталось разделить их полностью — и готово. Я взялся за края, осторожно потянул в стороны. Взмокшие ладони подрагивали, лоб вспотел, глаза щипало от попавшего в них пота, да ещё и дым помогал выбить слёзы. Комар на запястье покраснел и раздулся, а я всё раскрывал потрескивающие страницы. Наконец они разделились, я хлопком превратил гада в кровавое пятно, щелчком сбил с кожи чёрную закорючку и взялся за чтение.

Пока отделял друг от друга листы бумаги, увидел много странных рисунков: каких-то уродливых монстров, горбатых людей с чудовищными наростами на теле, ужасающего вида лица с нарывами и гнойными язвами. Были там и оборотни, ну или какие-то существа, похожие на волка, но стоящие на двух ногах и с человеческим лицом, вот только челюсти у них сильно выпирали вперёд и отдалённо напоминали звериную морду. Так что моё любопытство разыгралось до предела и срочно требовало удовлетворения.

С трудом разбирая полустёртые карандашные буквы, я погрузился в давно исчезнувший мир. Найденного мной немца звали бароном Отто Ульрихом фон Валленштайном. Он был единственным отпрыском знатного рода, с детства увлекался как мистикой, так и наукой и в Аненербе попал из-за этих увлечений. Там ему предложили совместить биоинженерию с мистическими идеями, дали звание штандартенфюрера СС и целый отдел в подчинение.

Похоже, рисунки уродов были иллюстрациями неудавшихся экспериментов. Отто пробовал снова и снова пока не достиг цели и в декабре сорок второго с двумя ассистентами прилетел в Сталинград для полевых испытаний.

На этом записи обрывались. Наверное, барон оказался в лесу, выбирая место для тестирования, нарвался на засаду и навсегда остался в приволжской земле. Или же его детище вышло из-под контроля, убило создателя и скрылось в сумерках. Или… Да мало ли что могло быть, всё равно сейчас не узнаешь, как он погиб.

Я убрал записную книжку обратно в коробку, снял с огня котелок с бурлящим чаем, налил чёрный, как дёготь, напиток в кружку. В траве громко заскрипел сверчок, назойливо звенели комары, в лесном озере драли горло лягушки. Где-то лениво гукнула сова, хрустнул сук под чьей-то лапой, стукнулась о землю шишка.

Потягивая обжигающий горло чифирь, я думал о записной книжке. Она так и не дала ответы на мучившие меня вопросы. Что это за браслет? Зачем Валленштайн носил его? Почему на черепе «зонненрад», а не другая руна? Может, эта штуковина как-то помогала управлять созданными в лабораториях Аненербе чудовищами? Или я всё выдумал и эта безделушка на самом деле семейная реликвия? Ага! От бабушки в наследство досталась.

Столько вопросов — и ни одного ответа. Померить что ли? А почему бы и нет? Надо только немного почистить.

Я вынул бесформенный предмет из кармана, поковырял ножиком в разных местах. Налипшие за десятилетия наросты отваливались крупными кусками. Воодушевлённый, я с энтузиазмом приступил к работе и вскоре браслет обрёл схожие с рисунком формы.

Я плеснул в миску чаю из котелка, мочалки под рукой не было, но её и не надо, если есть трава! Сорвав под ногами приличных размеров пучок, я зажал его в кулаке и стал тереть артефакт изо всех сил.

Я тёр до скрипа, но до конца не отмыл: грязь осталась в мелких бороздках, да и металл за годы в земле сильно потемнел. Кончиком ножа я вычистил глазницы, поскрёб лезвием выпуклый лоб черепа. «Зонненрад» оказался на месте.

Довольный, я нацепил вещь на руку и в тот же миг заорал от неожиданности: браслет плотно охватил запястье, а руна засветилась зелёным. Сначала едва заметно, будто фосфорная подсветка на армейских часах, она с каждой секундой усиливала свечение, пока не стала такой яркой, что в глазах появилась резь, а по щекам покатились слёзы.

Голова сильно закружилась. Я потерял равновесие, завалился назад и, чтобы совсем не упасть, выставил руку с браслетом, но вместо твёрдой поверхности ладонь провалилась в пустоту, а следом за ней в невесть откуда появившуюся дыру свалился и я.

Не знаю сколько прошло времени: час, два, может, и сутки пролетели. Во всяком случае, придя в себя, я не сразу сообразил, где нахожусь. Шутка ли открыть глаза и увидеть мокрые каменные стены, такой же каменный пол и потолок с тусклой лампочкой под проволочным абажуром; железную дверь с отверстием для подачи пищи, сейчас наглухо закрытым; забранное решёткой оконце, почти не дающее света. Под ним у самой стены узкий стол и табурет, намертво привинченные к полу.

Я пошевелил носом: затхлый воздух пах сыростью и плесенью — она темнела на стенах чёрными пятнами — где-то едва слышно хлюпали капли воды, тихо пищали мыши.

Я встал, прошёлся по камере: шесть шагов вдоль, два поперек. Не густо, особенно если учесть, что я здесь оказался после просторной лесной поляны. Да по сравнению с этой клеткой обычная палатка — люксовый номер в пятизвёздочном отеле.

Не поверите, но я даже соскучился по надоевшему до боли в печёнках комариному звону. Так мне его сейчас не хватало. Всё бы отдал за этот писк, даже комару дал бы напиться кровушки вволю.

Мне надоело торчать посреди каменного мешка. Топчан с полосатым матрасом жалобно заскрипел под моим весом. В бок что-то кольнуло, я пошевелился. Закололо с другой стороны. Я поёрзал, ветхая ткань с треском порвалась, и на пол высыпался пучок полусгнившей соломы.

Я опять встал, посмотрел на себя, похлопал по груди, по ногам. Во что я одет? На мне какое-то рубище, больше похожее на больничную пижаму… нет, не то… у пижам и покрой другой и ткань не та. Их всё больше из фланели шьют, а здесь дерюга какая-то. Тогда что на мне? Подобную одежду я много раз видел в фильмах о войне. Как же она звалась-то? Вспомнил! Исподнее!

Вот чёрт! Куда я попал и где моя нормальная одежда? Я хорошо помню, в чём выходил из дома. Где моя ковбойка и джинсы? Или…

Первое, что пришло в голову: я ещё сплю, но сильный щипок и покрасневшая кожа сразу отправили гипотезу в утиль. Так, хотя бы с этим определился: я не во сне и не в бреду. Тогда где? Неужто ребята подшутить решили?

Я подошёл к двери, загрохотал по ней кулаками с криком:

— Хорош прикалываться, парни! Подурачились и будет! Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Минут двадцать я орал, колотил по двери, пока не сорвал голос и не сбил в кровь костяшки пальцев. Бесполезно! Хоть бы одна сволочь откликнулась.

Я вернулся к топчану, сел, уткнулся лицом в ладони и стал ждать. Должна ведь когда-то кончиться эта глупая шутка.

Светлое пятно с тёмными полосками на метр сдвинулось по каменным плитам пола, а шутники всё не появлялись. Я уже не думал на ребят, да и как они могли провернуть со мной такое? Перетащить из леса в тюрьму, да ещё так, чтобы я ничего не почувствовал… даже Копперфильду такое не под силу, куда уж там моей банде. Тогда снова возникает вопрос: где я и как сюда попал?