Александр Пономарёв - Проект Вервольф

Тем временем голос Сванхильды усилился, она заговорила речитативом нараспев и, похоже, впала в транс.

В центре прожжённого отверстия появилось мутное светящееся пятно. Оно быстро увеличивалось в размерах и через пару-тройку секунд достигло неровных краёв.

Сквозь постепенно исчезающую муть проявилось изображение. Сначала едва различимое, оно быстро приобрело нормальную яркость и контраст, и я увидел знакомую панораму битвы за Мамаев курган. Только не застывшую в неподвижности картину, а реальные события.

Я словно смотрел телевизионный репортаж, даже слышал звуки боя, доносившиеся до меня из этого «окна».

Отвлёкшись на метаморфозы «пентаграммы», я не заметил, как Сванхильда вышла за пределы невидимого кокона. Лишь протяжный хрип Дитера отвлёк меня от созерцания эпического кино и вернул к действительности. Немец упал на колени, схватившись обеими руками за торчавшую из его груди рукоятку ритуального ножа.

Остальные эсэсовцы словно не замечали происходящего. Они стояли с «аквалангами» за спиной и с резиновыми респираторами на лицах. Как по команде они завели правую руку назад, покрутили вентиль. Я видел, как дрогнули гофрированные шланги, по которым с шипением пошёл какой-то газ. Немцы сделали вдох, повалились на снег, задёргались в судорогах. Некоторые попытались сорвать дыхательные маски, но скрюченные пальцы с раздувшимися суставами плохо слушались.

Чуть позже руки нацистов удлинились, ладони увеличились в размерах, кожа покрылась серой шерстью, а на кончиках пальцев выросли изогнутые трёхгранные когти. Вместе с конечностями менялось лицо и трансформировалось тело. Одежда с треском рвалась по швам, кожаные лямки «аквалангов» и резиновые намордники лопались с оглушительными хлопками.

Немногим позже на истоптанном снегу замерли свернувшиеся в позу эмбриона серые туши. Рядом валялись опустевшие баллоны, а чёрные лохмотья респираторов висели на вытянутых по-волчьи мордах.

— Валленштайн молодец, неплохо справился с задачей. Не зря я его выбрала для этого дела.

Я вздрогнул от неожиданности. Заглядевшись на жуткое зрелище трансформации, я не заметил, как Сванхильда оказалась рядом со мной.

— Вперёд, вервольфы! — крикнула она, вытянув руку в направлении «окна».

Оборотни вскочили на задние лапы, подняли вытянутые морды к небу.

— Аввуууу! — два десятка глоток издали тоскливый протяжный вой. Подхваченные эхом отголоски ещё не затихли среди принарядившихся в белые меха сосен, а звери, взрыв когтистыми лапами снег, уже мчались гигантскими прыжками к опалённой рамке портала.

Они с ходу запрыгнули в «окно» и, опираясь на передние конечности, побежали, как стая огромных волков. Ворвавшись в ряды наступающих красноармейцев, вервольфы устроили кровавую бойню.

Хрясть! Срубленная мощным ударом лапы голова пехотинца покатилась, подскакивая на снежных колдобинах. Хррш! Сверкнувший алмазным блеском коготь легко вспорол шинель другого солдата. Чвак! Дымящиеся внутренности, алые от свежей крови, бесформенным кулем вывалились под ноги ещё живого бойца, а вервольф уже прыгнул в сторону к другому красноармейцу, что мчался на него с винтовкой наперевес.

Из винтовочного ствола с грохотом вырвалось облачко сизого дыма. Пуля ударила оборотня в грудь, рубиновые капли брызнули в стороны, но монстр даже не сбавил скорость. Взмах лапой. Выбитое из рук оружие по крутой дуге улетело прочь, ещё удар — и фигурка в серой шинели ткнулась лицом в сугроб. Снег сразу покраснел, стал ноздреватым от хлынувшей в него крови. Ещё несколько секунд жизнь билась тоненькой жилкой на шее рядового, но зверь этого уже не видел. Вместе с другими тварями он пробивал себе дорогу к стоявшим на вершине холма высоким фигурам в длинных рясах с надвинутыми на глаза капюшонами.

Монахи проводили какой-то обряд, временами что-то крича и вскидывая руки к сгущавшейся над курганом воронке из тёмно-свинцовых облаков. Вокруг каждого черноризника светились голубоватые сферы, по орбиталям которых в разных направлениях скользили полупрозрачные рунические знаки. Иногда появлялись чёрные точки, от них мгновенно расходились круги, как от прошлёпавших по воде камней. Наверное, это свистящие повсюду пули вонзались в защитные коконы, а волнами расходилась растраченная впустую энергия удара.

В ответ на каждый возглас монахов в плотной пелене туч проскальзывали росчерки малиновых молний. Они как будто подсвечивали свинцовую завесу изнутри; несколько особо ярких последовательных вспышек высветили в глубине вращающейся спирали размытое пятно огромных размеров, отдалённо похожее на человека.

Атмосферные разряды появлялись всё чаще, вместе с ними усиливались раскаты грома, порой заглушавшие сухой треск оружия и грохот взрывов. Монахи вошли в транс, громко запели на каком-то языке, очень похожем на латинский. Во всяком случае я уловил несколько слов из тех, что используют григорианцы в своих молебнах.

Сильные мужские голоса органично вплелись в симфонию боя, акапельный напев поплыл над жестоким маховиком войны, перемалывающим всё подряд без разбора, и от этого сюрреализм происходящего отдавал ещё большей нереальностью. Мне казалось, я смотрел фильм, а это пение шло звуковым фоном, как смелая находка режиссёра, решившего таким образом показать своё видение жестокой битвы.

Рассредоточившись вокруг кургана, вервольфы вместе с соединениями шестой армии Паулюса заняли оборону, отбивая яростный натиск красноармейцев и лишь изредка переходя в наступление. Все эти волны контратак всегда заканчивались на одном и том же месте: возле перепаханного снарядами старого окопа, как будто здесь кто-то провёл невидимую черту, за которую оборотни не могли переступить.

Тем временем молнии за ширмой из туч участились, это уже были не отдельные вспышки, а сплошное зарево. Дымчатая фигура внутри воронки обрела чёткость линий, бесформенные отростки сгустились и теперь в них без труда угадывались круто загнутые рога и мощные ноги с козлиными копытами.

Из центра конуса вырос белесый жгут, потянулся к вершине холма. Тучи ускорили вращение, и вскоре на месте воронки появился настоящий торнадо. Воздушная спираль с грохотом ударила в землю, комья земли полетели в стороны, склоны кургана вздрогнули и по ним, прочь от звёздчатой пробоины, зазмеились глубокие трещины.

Из разломов с оглушительным шипением взметнулись высокие струи пара, а потом, с визгом и гиканьем, хлынули орды уродливых существ. Среди одетых в лохмотья монстров чаще всего встречались похожие на людей создания, но были и четырёхрукие, причём первую пару рук они использовали для быстроты передвижения, опираясь на них подобно гориллам, а второй орудовали с немыслимой скоростью, кромсая иззубренными клинками всех, кто попадался им на пути.