Алексей Куликов - Дорога к дому (СИ)

— Не желаешь пояснить, что ты этим хотел сказать? — стараясь говорить, как можно тише, полюбопытствовал ведьмак.

Грегори не ответил. Он вновь полностью погрузился в себя, отдавшись потоку мыслей и образов, недоступных для понимания никем более. Ах, чего бы только не отдал Маддис за способности Таши, прямо здесь, прямо в эту минуту! Но, увы, проникнуть в разум бывшего кона он не мог при всём желании!

— Когда мои бывшие братья заявятся сюда, — отозвался Марк, когда Маддис уже уверовал, что ответа не дождется, — будет очень хорошо, если им станет известно, что мы покинули город без поддержки наемников.

— Но как же тогда… — ведьмак развел руками и не договорил, ведь всё, что он хотел сказать, и так было вполне очевидно. «А как же тогда мы отправимся вглубь Тартра?» — вот что читалось за его недомолвками.

Марк равнодушно пожал плечами.

— Это не существенно. «Охотники» отказались — найдем других наёмников, главное чтобы коны уверились в нашей слабости и малочисленности, тогда они ослабят бдительность и не станут ожидать от нас особого сопротивления. Слабость — это сила, — прошептал Марк, цитируя любимое изречение предшественника нынешнего Верховного Патриарха Валентиниана.

— Хммм… — Маддис автоматически схватил себя за бороду и, уткнувшись взглядом в пол, принялся перекатывать в разуме озвученную Грегори идею.

Внешне она представляла собой вполне здравое намерение — ведь и впрямь, чем меньше конфедераты будут насторожены заранее, тем больше шансов, что в погоню, они отправятся с меньшими опасениями. Но с другой стороны… Маддис провёл в Тартре немало лет, научился смотреть на мир Запределья здраво и расчетливо и прекрасно помнил один из самых первых, усвоенных после переселения сюда уроков: если хочешь отправить послание — отправляй десятерых гонцов! Тогда, возможно, твоё послание и дойдёт до адресата. В плане Марка было слишком много неоправданно оптимистических надежд. Маддис собрался было сообщить о своих выводах бывшему кону, но внезапный крик прервал его и совершенно сбил с мысли.

— Авиана, сим таийо киало-сато, нич сато! Саими, Нитао, тич тогато сауани ди блайко, сато дей Авиана… — эфф, до того лежавший относительно спокойно — если только лихорадку можно назвать спокойной, вскинулся и глухо захрипел — почти зарычал. Спина его выгнулась дугой, ладони, сжавшись в кулаки с яростью принялись метаться из стороны в сторону, будто отбиваясь от невидимых врагов… Миг, другой и, так же внезапно, как и начался, этот приступ, эта вспышка мимолетной ярости порожденной мятущемся во мраке сознанием, закончился. Кассель, со слабым стоном выдохнув, погрузился в забытье.

Марк, обеспокоено покачал головой — этот приступ был уже не первым и если раньше они приключались лишь изредка, то теперь случались, чуть ли не ежечасно и это весьма сильно тревожило бывшего кона, хотя он всем своим видом пытался излучать уверенность — но не стал ничего предпринимать. Он покосился на Маддиса — ведьмак стоял задумчиво пожевывая губы, не отрываясь глядя на Касселя — и выругался про себя. И надо же было этому случиться в присутствии Маддиса!

Когда с эффом произошел первый приступ и весь дом сотрясался от его бессвязных воплей, Марк был единственным, кто находился при этом — остальные отсутствовали, улаживая мелкие вопросы, связанные с возвращением отряда в Валлану — и это было хорошо. Никто не должен был знать о муках эфирца. Да, в тот раз Марк был один… нет, ведь была ещё и Таши, но Таши уж точно никому ничего не сказала бы! Марк рассчитывал, что болезнь Касселя не затянется и ему удастся избежать ненужных объяснений со своими людьми — врать и изворачиваться перед «своими» Марк в любом случае не собирался — слишком чреваты были последствия лжи закаленным и жестоким бойцам его «гвардии», не потерпевшим бы лжи от своего командира. Но всё пошло не так как он желал. Шли дни а в состоянии Касселя не наблюдалось никаких улучшений, хуже — приступы, до безобразия походившие на агонию, повторялись всё чаще истощая и без того ослабленные организм. А теперь в тайны сумрачного сознания оказался посвящённым ещё и Маддис — последний человек которому стоило бы об этом знать!

— Любопытно… — ведьмак отвел утративший выражение взгляд от скорбного ложа Касселя и, вновь ухватив себя за бородку, принялся о чем-то напряженно размышлять. — Саими, Авиана, Нитао — это ведь, кажется, эфирские имена? — после непродолжительного молчания спросил он. — Женские имена, если я не ошибаюсь…

— Тебя это никоим образом не касается, Маддис. Совершено не касается! — сурово одернул ваятеля Марк. — Эти слова, имена — если тебе угодно — они лишь для него самого, для него и тех теней, что танцуют на полях отгремевших войн…

Дверь с шумом распахнулась и в комнату вбежала девушка в длинном, свободном платье цвета луговой травы, не перехваченном в талии. На вид ей было лет девятнадцать-двадцать — совсем ещё девчушка! — с лицом отмеченным красой свежести первой весны, только глаза — огромные, ярко-зеленые, бездонные… в них не было радости детства, не было цветения юности. Это были глаза старика, слишком много повидавшего и испытавшего, слишком многое потерявшего и утратившего, старика — пережившего всех кого он любил и мечтающего только о забвенье.

Марк, решив что девушка прибежала сюда расслышав крики эффа, выступил вперед попытавшись остановить её:

— Таши, всё в порядке, с ним всё нормально это просто бред, он скоро…

Девушка, даже не пытаясь сделать вид, что услышала слова грозного ваятеля, стремительно прошла мимо него и опустилась на колени возле кровати, на которой лежал съежившийся в подрагивающий комочек плоти, — Кассель. Её тонкие ладони сжали холодные пальцы эффа, голова склонилась к горящему в лихорадке лицу…

Маддис отвернулся. Он не был ханжой, не был расистом и уж подавно ему было глубоко плевать на закона «О чистоте крови» — это мрачное и жестокое порождение Конфедерации, осуждавшее на смерть любого, рискнувшего «обесчестить» себя любовной связью с представителем другой расы. Но всё же в глубине души он не мог не признать, что видеть откровенную привязанность девушки к эффу ему неприятно. Нет, он прекрасно понимал, что ничего крамольного в их отношениях не было, да и собственно «отношений» как таковых не было — Кассель едва ли вообще замечал существование Таши, но вот девчонка была явно влюблена в красавца-эффа до беспамятства. И это выводило скептика-ведьмака из себя, как и любое открытое проявление, неведомых его сухой натуре чувств.

Бывший кон, тем временем подошел к Таши и присев рядом, принялся что-то нашептывать на ухо успокаивающе поглаживая по плечу. Наконец, с явной неохотой, девушка отпустила руку Касселя, и с видимым нежеланием поднявшись и оторвав взгляд от Касселя, повернулась к Марку. Взгляд её сосредоточившись на лице бывшего кона, остановился, закаменел, уголки губ чуть подрагивали будто она пыталась что-то сказать но не находила слов или же, что куда вернее, — попросту не могла. Маддис отлично понимал, что означает подобное поведение — девушка, сконцентрировавшись на бывшем коне, вела с ним мысленный диалог — по-другому она просто не могла. Ведьмак не знал в чем причина немоты девушки, только однажды, совершенно случайно он услышал, что немота не врожденная а результат перенесенного потрясения. Но этот недуг отнюдь не мешал девушке в повседневной жизни, ведь она являлась урожденным псиоником — человеком с редким, уникальным даже среди конфедератов, даром. И Дар этот был очень, очень велик! Таши обладала способностью к мысленному общению неограниченному расстоянием — всё что её требовалось для общения с человеком — всего лишь один раз увидеть его и «считать» то, что сама Таши называла «слепком сознания». После этого расстояние не имело значения. Она могла связаться с ним даже на другом полушарье Терры. Но одной телепатией её способности не ограничивались. К сожалению, Маддис знал о других её талантах куда меньше чем хотелось бы, да сейчас это и не имело значения. Сейчас он больше всего на свете хотел узнать, о чем вели беседу девушка и бывший кон, ведь Приорр буквально чувствовал, что смысл этой беседы невероятно важен. Ощущал всеми фибрами своей души!