Алексей Куликов - Дорога к дому (СИ)

Приблизившись к хоттолу вплотную, он в который уже раз удивился.

Над потрескавшейся, но всё ещё очень крепкой дверью, прочно пришпиленные к стене, красовались — потемневшие от времени и непогоды — изогнутые, закрученные рога, длиной с руку взрослого человека. Путник, бросив мимолётный взгляд на это весьма впечатляющее украшение, презрительно хмыкнул. Они были явно скопированы с боевых рогов греммелов. Но, присмотревшись внимательней, он перестал усмехаться. Мелкие детали и тихий, почти неприметный зеленоватый отсвет, игравший в глубине широких спиралей, ясно говорили: это не подделка. «Любопытная деталь, — отметил он про себя. — Либо хозяин грешит излишним самомнением, либо…»

Он резко оборвал поток собственных размышлений. Что толку гадать? Лучше посмотреть на этого любителя опасных трофеев, тогда и делать выводы, как себя с ним вести.

Человек, давным-давно лишившийся своего имени — а вместе с ним места в жизни — и привыкший думать о себе как о Безымянном, открыл тяжелую, разбухшую за время весенних ливней дверь и, помаргивая от яркого света, хлынувшего наружу, неторопливо переступил порог.

В это было трудно поверить и всё ж приходилось признать: даже могучий великан Никлас показался бы лишь обычным, средним человеком на фоне хозяина хоттола — необъятной ширины великана, прислонившегося к высокой и массивной стойке на другом конце длинной, но не особо широкой, комнаты, и оживленно болтающего о чем-то с соломенноволосым человеком, у которого в руках было зажато штук шесть круглобоких глиняных кружек с высокими и пышными пивными коронами. Светловолосого вскоре окликнули, и он, кивнув напоследок хоттолену, отправился к столу, у которого его нетерпеливо поджидало несколько приятелей.

Людей в помещении, несмотря на стремительно приближающееся к полуночи время, оказалось до изумления много, и лишь некоторые из них — если судить по внешности — были местными. Большинство составляли горняки с дальних выработок — этих легко было опознать по сбитым рукам и лицам, темным от впитавшейся пыли, которую не брали ни вода, ни мыло. Также присутствовали несколько богато одетых караванщиков, ведущих неспешный разговор в окружении молчаливой охраны, оберегавшей покой своих нанимателей от нежелательного вмешательства посторонних.

А в ближайшем к двери углу устроилась небольшая компания ведущих себя на удивление прилично подземщиков. Эта раса хоть и была причислена грозной Конфедерацией к недочеловеческим и потому формально находилась вне закона, пребывала в иерархии Терры на особом положении. Говоря проще, на них повсюду смотрели «широко закрытыми глазами», старательно игнорируя их не совсем человеческую природу. Их терпели даже в столицах филиалов — что было настоящим подвигом для высокомерных конов, но нигде, кроме их родных выработок и штолен, не любили. Ради справедливости к представителям человеческих рас, стоит сказать, что эта нелюбовь была вызвана не их происхождением или внешним видом — невысокие, щупленькие, с болезненно-бледной, точно рыбье брюхо, кожей, но невероятно крепкие и сильные, они разительно выделялись среди людей; а поведением и манерами самих подземщиков, заслуженно получивших репутацию самых агрессивных, нахальных, жадных, вечно пьяных и бессовестно врущих существ из всех когда-либо живших под солнцем. Но, по большому счёту, обычные подземщики были безвредны — в отличие от своих «серых» сородичей. А уж когда дело доходило до работ с камнем или в горах, то и очень полезными, потому и «закон крови» на них не распространялся с той губительной неотвратимостью, что на других представителей нелюдских рас.

Безымянный неторопливо огляделся по сторонам. Увиденное его явно удовлетворило, поскольку вскоре он без долгих размышлений отправился к стойке.

— Что в ходу? — приблизившись, без предисловий обратился он к хоттолену.

— Металл, — безо всякого удивления или неудовольствия вопросом грохочущим голосом, вполне соответствовавшим его фигуре, — наполовину атлет, наполовину толстяк — отозвался хоттолен. — Золото, серебро, платина, ртуть, титан. Камни — эти почти все. Кости — только редкие, травы — то же самое. Деньги — любые. Мы, дружище, не на большой земле, у нас всё в ходу. Так что не дрожи за карман, если ты не совсем пропащий — на стол и кровать всяко наскребешь.

Он дружелюбно улыбнулся и, кивком головы указав на ближайший табурет, сказал:

— Располагайся. Меня, к слову, если что, Гаргароном кличут, — он хохотнул, открыв рот, полный крепких, здоровых, как мельничные жернова, и кипенно-белых зубов. — Так меня все зовут, и ты зови, не стесняйся.

— Понятно, — кивнул Безымянный, мысленно удивившись, до чего же имя под стать своему владельцу, ведь если перевести с местного диалекта на общий, «Гаргарон» значил не что иное, как «Громыхающий». — Вот, — путник вынул из кармана плаща небольшой — с фалангу мизинца — красный кристалл неправильной формы и положил на стойку перед собой. — На сколько потянет?

Хоттолен взял предложенный ему камень и, посмотрев через него на свет, уверенно заявил:

— Пятнадцать коновских золотых.

— Идёт, — без споров согласился путник, хотя прекрасно знал: камень стоит, по крайней мере, вдвое дороже. Но спорить и пререкаться из-за цены у него не было никакого желания. — Ну и само собой стол и ночлег на всё время, что я тут пробуду.

— И долго пробудешь? — недоверчиво сведя вместе две арочные дуги, служившие ему бровями, спросил гигант. — Я к тому, что, может, ты тут решишь с концами поселиться, братец? Я, конечно, гостям завсегда рад, но только до тех пор, пока у них в кармашках позвякивает.

— Самое большее — неделю, — успокаивающе отозвался путник.

— По рукам, — просветлев лицом, тут же согласился хоттолен, протягивая огромную, заросшую волосами до самых ногтей лапу вперед.

Пожав предложенную ему ладонь, в которой его собственная рука утонула без остатка, путник придвинул табурет поближе к стойке и уселся на него, давая долгожданный отдых усталым ногам.

— Пива, — сделал он свой первый заказ.

— Это мы мигом, — кивнул хоттолен и, вытащив из-под стойки пузатую кружку из толстого стекла, отполированную чуть не до зеркального блеска, повернулся к стене, отвернул медный кран на одной из многочисленных бочек и до краёв наполнил её. — Держи.

Он сдернул с плеча чистое полотенце, расшитое по краям голубой нитью, и, смахнув воображаемую пылинку со стойки перед посетителем, поставил перед ним кружку.