Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

Убив часового, Свенсен повернулся к спавшему рядом человеку и склонился над ним. Это был парень лет двадцати. Он лежал на спине, сцепив руки на животе. Во сне всё злое сошло с его лица, и губы дрожали в трогательной невинной улыбке. Свенсен осторожно потряс его за плечо. Всё ещё улыбаясь, парень открыл глаза, и финка дважды вошла в левую часть его открытой груди. Слабо охнув, парень подался было к Свенсену, но спустя мгновение безвольно повалился обратно на травяное ложе и затих. Точно так же Свенсен прикончил ещё одного.

И тут раздался ужасный предсмертный крик. Кто-то из товарищей Свенсена, то ли Фергюссон, то ли Рейли, поторопился и нанёс удар прежде, чем разбудил свою жертву, и человек закричал во сне. Они были всего лишь пассажирами, потерпевшими крушение, а не профессиональными убийцами, и потому не смогли довести начатое до конца.

Только что недвижимый лагерь схватился за оружие. Ночь захлестнули яростные крики, раздававшиеся с обеих сторон, их сопровождали хрипы и стоны раненых. Свенсен наносил удары налево и направо, стараясь прорваться к товарищам, кричал, что надо отходить, но отходить было уже поздно – Дюмолена, Фергюссона и Рейли окружили, и над их головами замелькали дубины и каменные топоры.

Вскоре с ними было покончено, и вся мощь вражеского отряда обратилась против Свенсена, оставшегося в единственном числе. Он сражался точно лев, желая одного: убить как можно больше этих ненавистных кровожадных существ, только внешним обликом походивших на людей. Но силы были слишком неравны, и продолжение схватки влекло за собой только бессмысленную гибель. Он заметил, что его стараются обойти, и стал быстро отступать. За спиной под кручей зашумел ручей. Оттолкнувшись от края обрыва, Свенсен сделал гигантский прыжок и приземлился на другом, пологом берегу. Кубарем полетел он дальше, пересчитывая неровности почвы, вскочил и бросился к темневшим невдалеке зарослям кустарника.

Сзади раздался хор неистовых воплей, плеск воды, треск сучьев. Просвистело несколько стрел, одна из них ударила в бедро, и нога сразу отяжелела. Он слышал, как приближается погоня, и хотел уже остановиться и встретить смерть лицом. В этот момент на луну набежала туча и спасительная тьма скрыла его из глаз преследователей.

До своих Свенсен добрался только под утро. Он весь был в струпьях запёкшейся крови, своей и чужой. Вид его был ужасен. Его не спрашивали, что случилось с тремя остальными – всё было и так понятно. Никто не плакал. Слёзы перегорели.

Джон Уиллис осмотрел его раны и наложил повязки с листьями полыни, обладающими противовоспалительными и заживляющими свойствами. Закончив, он поднял глаза и встретился с понурыми взглядами соплеменников.

– Ну, надо идти, – сказал он, тем самым ответив на обращённый к нему немой вопрос: что делать дальше?

Ни в этот день, ни в последующие погони не было замечено. Видимо, у ватаги, оставшейся возле ручья, оказалось много раненых и ей стало не до беглецов. Опасность плена отдалилась, и изнурительные маршевые броски сменились более спокойным, размеренным движением.

Они взяли ориентир на северо-запад, склоняясь больше к западу. Там, по их представлениям, должна была находиться Европа, то есть их родина. У них возродилась надежда на возвращение в цивилизацию, в старый добрый мир. Фантазия рисовала преисполненные счастьем картины былого: словно наяву, виделись оживлённые улицы городов, лица друзей, слышались удивлённые приветственные возгласы – беглецы улыбались в ответ и устремлялись к манившим их видениям.

У них не было огня, а из оружия имелась только финка. Во время нападения дикарей на стойбище они выбежали из вигвамов полуодетые, и то, что на них было, и составляло всё их имущество. Территория, которой продвигались беглецы, была пустынна, и они страдали от жажды и голода. Не раз им грозила смерть, но в критические моменты Провидение, сжалившись над ними, выводило их то к финиковой пальме, то к источнику воды.

Встреча с Игорем явилась счастливым предзнаменованием и вселила в них новые надежды. На двадцать девятый день совместного пути он привёл их к заливу.

Пётр Васильевич был так рад появлению людей, что забыл попенять сыну за его полуторамесячное отсутствие. Игорь знакомил его с каждым, называя по имени, а он, словно онемев, был способен только робко кланяться и пожимать протягиваемые руки. Когда к нему вернулся дар речи, он сказал сыну, что, вероятно, надо готовить обед. Игорь, однако, сказал с едой не спешить: последний переход был непродолжительным, перед тем как проделать его, они сытно позавтракали. Прежде всего им надо помыться с дороги. Вот помоются, тогда можно приниматься и за еду.

На берегу ручья, несколько дальше места, до которого доходила самая высокая приливная волна, стояло нечто вроде хижины. Это была баня, единственное, что отец с сыном построили за время своего пребывания у залива.

Содержание тела в чистоте было неотъемлемой частью их обихода. Ещё в первые недели проживания в трюме баржи нестерпимый зуд вынудил их вспомнить о банных процедурах, и они стали мыться с головы до ног не реже одного раза в полмесяца. Воду грели в ведре. Золы было хоть отбавляй; её заливали кипятком в лоханке из обожжённой глины, получая щёлок, заменявший им мыло. В штабелях дров, которыми они набили трюм баржи, нашлось несколько липовых сучьев. Содрав с них кору и отделив от неё более мягкие внутренние слои, они изготовили настоящие мочалки. Мылись в дальнем от отверстия топки углу, образованном бортом баржи и переборкой, там, где печной боров переходил в трубу и было всего теплее. Ко всему прочему вода, которой они ополаскивались, находила в том месте какой-то сток и бесследно исчезала в песчаном полу.

Поселившись у залива, они чуть ли не ежедневно купались в нём. И один раз в десять дней грели воду, готовили щёлок и под открытым небом у ручья мылись более основательно.

И всё же это было не совсем то, чего требовали душа и тело. Пётр Васильевич мечтал о настоящей бане, о такой, какая стояла у них в огороде в Тихомирове. Не единожды заводил он разговор о её строительстве, но Игорь только отмахивался.

– И так сойдёт, – говорил он.

Пётр Васильевич не настаивал. Он ждал, когда идея строительства овладеет и Игорем.

Ждать пришлось не так уж долго. В один из помывочных дней они развели у ручья костёр, согрели воду и приготовили щёлок.

Разоблачившись первым, Игорь опустился на колени перед деревянным корытцем со щёлоком. Попробовал рукой, не горячо ли. Было в самый раз.

Глубоким мягким ковром стелилась под ногами трава. Слева догорал костёр. Справа доносился тонкий говор ручья. За спиной тихо шелестели у песчаного берега, переливались тысячами солнечных зайчиков голубые волны залива. В отдалении за скалами шумел морской прибой.