Александр Кучаев - Пасынки богов

© Кучаев А, текст, 2019

© Геликон Плюс, макет, 2019

Я сопротивлялся до последнего. Но меня теснили и начали угрожать пистолетом.

– Иди, иди, – говорили мне с угрюмой ухмылкой, – двигай. Там твоё место теперь. Тебе понравится, ха-ха… Уж да, там ему будет ништячно… Смотри-ка, не хочет… Хватит базарить! Устроили балаган… Шкворень, проводи юношу. На, подстегни его.

Шурка Терентьев, по прозвищу Шкворень, давнишний мой уличный неприятель, был у этих людей на подхвате. Лиходеи, готовившиеся уничтожить меня, только недавно взяли его к себе, и он старался изо всех сил.

Старший, Комарин, командовавший расправой, протянул ему пистолет, и тот с готовностью взял оружие.

Мы встретились взглядами. Мой палач казался неумолимым. И всё же что-то в душе его дрогнуло и отразилось в облике; кадык дёрнулся, в глазах появилось смятение. Непривычно ещё было ему убивать человека. Однако почти сразу же на лице парня проявилось ещё большее ожесточение. Должно быть, он разозлился на себя за то, что допустил слабость.

Два выстрела немного выше головы и один мне под ноги, возле ступней, были более чем убедительны. Я попятился вглубь пещеры, и чёрный каменный свод скрыл небо, синее в тот момент, с лёгкими перистыми облаками. Мы оказались на небольшой площадке, ограниченной неровными стенами.

– Ладно, Шурка, чёрт с ним! – донёсся снаружи голос Комарина. – Пристрели его, чтобы не мучился. Пацан ещё он совсем.

– Хорошо, Яков Матвеич! – крикнул Шкворень, на секунду повернув голову к выходу. – Пристрелю!

И обратился ко мне.

– Ну что, Чалдон, звиздец тебе пришёл. Сейчас подохнешь от моей руки.

Намеренно неспешное движение, и в лицо мне уставилось чёрное дуло, заряженное смертью; в пещерных сумерках видно было, как на спусковом крючке напрягается палец исполнителя казни. Но в последнее мгновение Шкворень оступился на камне, оружие отклонилось немного в сторону, и огневой вихорёк, вытолкнувший пулю из ствола, лишь слегка опалил мне щёку.

Грохот выстрела заставил сделать шаг назад, и я полетел куда-то вниз.

«Всё, конец», – мелькнуло в голове. Из груди вырвался невольный крик.

Однако после двух или трёх метров свободного падения началось нечто похожее на крутой бугорчатый скат, почти мгновенно сменившийся на всё большую пологость, и я оказался на относительно ровном грунте, с двух сторон ограниченном тёмными отвесными стенами, а с третьей – уже упомянутым скатом. С четвёртой стороны было неведомое пространство, зашторенное непроницаемой тьмой.

– Ну что, прикончил? – донёсся отдалённый голос Комарина.

– Да, выстрелил. Прямо в морду, – отчётливо прозвучало под сводами пещеры. Это Шкворень так отчитался о проделанной работе. – Полетел в ямину, словно ветром сдуло. Тут обрыв, вот он с него и…

– Ну и славненько! Давай сюда, нам ещё с входом доделывать надо.

Рёбра и колени ныли, но кости остались целыми, ничего не было сломано. Ушибы же не представлялись смертоносными. Я встал на ноги и, задрав голову, взглянул наверх. В тёмном проёме вышины, за краем обрыва, виднелось тусклое отражение дня.

Немного погодя оттуда донёсся какой-то глухой шум, похожий на удары. Должно быть, наверху долбили грунт. Ломом или лопатой. Следом к этому шуму добавились ещё какие-то звуки, то нарастающие, то убывающие. Потом наверху стихло, и вдруг раздался такой грохот, что заложило уши, зазвенело в голове, и я упал, как подкошенный; когда же пришёл в себя, никакого отсвета со стороны входа уже не было, и замкнутое пространство пещеры погрузилось в полную темноту.

Вспомнились двое сподручников Комарина, стоявших недалеко от подножия Девичьих гор, куда меня привезли. В руках одного из них была, насколько я понял, связка динамитных или тротиловых шашек, похожих на короткие жёлто-красные палочки. Такие связки доводилось видеть в кино при показе взрывных работ или подготовке диверсии.

Получалось, что мои уничтожители выдолбили шурф, заложили в него эти шашки и взорвали их. И под воздействием взрыва выход из подземелья завалило каменной породой.

Снаружи, на значительном расстоянии прозвучал шум мотора; постепенно он отдалялся, становился всё глуше, а затем и вовсе стих.

Очевидно, наверху закончили своё дело и отбыли восвояси.

Меня не пристрелили и не утопили в реке или озере, а погребли заживо. Исключительно для того, чтобы я подольше мучился и в полной мере испытал гнетущий страх перед медленно подступающим тёмным образом с пустыми глазницами и приподнятой над черепом стальной косой.

Хотя нет, по-другому: главный палач передумал и велел меня пристрелить, только Терентьев не совладал с собой, сделал оплошку, в итоге и получилось так, как первоначально задумывалось.

Какое-то время я пребывал в состоянии тяжёлой психологической и физической оцепенелости. Просто неподвижно стоял и бессмысленно таращился в черноту, служившую продолжением пещеры.

Наконец нарастающая усталость понудила зашевелиться. Переступив с ноги на ногу, я присел на грунт и, прижав колени к груди, уронил голову на руки. Лоб ощутил стеклоподобную выпуклость наручных часов. Содержимое карманов (перочинный ножичек, деньги – несколько купюр и мелочь) у меня выгребли, а часы оставили. Специально, чтобы усилить мучения.

– Будешь смотреть, сколько сидишь в этой гробне, – говорили мне перед тем, как затолкать в земной провал. – И прикидывать, сколько ещё удастся протянуть. Если, конечно, сумеешь что-нибудь разглядеть в темноте.

Это были настоящие садисты, получавшие удовольствие от мучений людей.

Отведя руку, я взглянул на циферблат и… на нём отчётливо обозначились не только зеленоватые чёрточки стрелок, но и окружность циферок по периметру. Машинальный отсчёт дал понять, что на дне подземной полости я уже больше ста минут.

То, что удалось определить время, воспринималось как вполне естественное.

С некоторых пор, уже года полтора или два назад, у меня открылась способность различать те или иные предметы даже в абсолютной тьме. Особенности полов, стен и углов в глухом безоконном помещении, например. Или рельеф местности ночью в безлунии на довольно значительном расстоянии. При сплошном покрове туч и отсутствии каких-либо рукотворных источников света, когда нет, допустим, того же зарева над далёким селением или отсвета уединённого костра, спрятанного в складках местности. Короче, не хуже совы, которая ночью видит во много раз лучше обычного человека.