Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

– Сейчас этих славных рыбок не видно. Наверно, ушли в море. Там для них корма немало. Ладно, подойдём к плоту на шлюпке.

– Я с вами, – сказал Игорь и поместился в шлюпке вслед за О’Брайеном.

Они подошли к плоту на расстояние вытянутой руки.

– Так, кто его сможет? – спросил О’Брайен, посмотрев на гребцов. Томас и Стив мельком взглянули на капитана и промолчали. Тогда Игорь достал из колчана стрелу и наложил её на тетиву лука.

– Я смогу, – сухо произнёс он.

При звуках их голосов длинноволосый поднял голову. Ему было года двадцать два. На его худощавом осунувшемся лице не было страха, но не было и вызова. Догадавшись, что с ним собираются сделать, он выпрямился, брови его сдвинулись, вокруг рта пролегли глубокие суровые складки, глаза померкли, словно на них уже легла тень смерти. Глядя на ярёмную ямочку врага, Игорь сделал движение, чтобы поднять лук и натянуть тетиву.

– Стойте, не стреляйте, пожалуйста! – что есть силы закричал вдруг Томас и толкнул Игоря под локоть. Слегка оцарапав длинноволосому шею, стрела ушла «в молоко» и за сотню метров вонзилась в воды бухты.

– Что это такое? – темнея лицом, произнёс Игорь. Он отвёл от себя руки Томаса. – Что ты себе позволяешь?

– Пожалуйста, не стреляйте! – повторил Томас и умоляюще сложил ладони на груди. – Не убивайте его. Это… это Мишель, мой друг, я рассказывал вам про него.

Игорь опустил оружие. Все взоры обратились на длинноволосого. С минуту длилось молчание.

– Ты – Мишель? – спросил О’Брайен у сидевшего перед ним человека. Длинноволосый отвёл взгляд и ничего не ответил.

– Это Мишель, Мишель! – торопливо закричал Томас. – Я сразу узнал его, – он перескочил на плот и, схватив длинноволосого за плечи, страстно заговорил на чужом языке. Выражение лица у того слегка изменилось, что-то в нём как будто ожило, он поднял глаза и посмотрел на людей, находившихся перед ним.

– Это Мишель из долины гейзеров! – закричал Томас и шутливо, в четверть силы ударил длинноволосого в грудь. Он нервно рассмеялся, и лицо его исказила гримаса, лишь отдалённо напоминавшая улыбку. – Это сын Андре и Ирмы Оржервалей! О’Брайен, вы же знали их обоих! И вы должны помнить маленького Мишеля. Скажи им что-нибудь по-английски, Мишель, ведь ты не забыл этот язык, правда?! Скажи им, а то они убьют тебя!

– Ну что ты так волнуешься, Томас? – сказал О’Брайен, сам пришедший в немалое волнение. – Не кричи, успокойся. Никто твоего друга не собирается убивать. Сын Оржервалей нам так же дорог, как и сын Джексонов. Правильно я говорю? – сказал О’Брайен, обращаясь к находившимся в шлюпке. Все были поглощены сценой, происходившей на плоту, и ему ответили скупыми улыбками.

Мишель, если это был он, по-прежнему почти не реагировал на происходящее. До сих пор он не произнёс ни слова. Ему предложили перейти в шлюпку, и он молча и безропотно повиновался.

Спустя несколько минут подошли к «Ирландии». О’Брайен, Игорь и Томас вместе с пленным поднялись на палубу и прошли в капитанскую каюту. К ним присоединился Свенсен. Стив отправился за остававшимися на берегу Сергеем и Ником.

Когда разместились за столом, О’Брайен обратился к длинноволосому. Тот сидел, отрешённый от всего.

– Спроси, узнал ли он тебя, – сказал О’Брайен Томасу. Томас заговорил с пленным на незнакомом языке, и все увидели, как тот ответил ему едва заметным кивком головы.

– Он узнал меня, – лицо Томаса озарила счастливая улыбка.

– Мы это поняли. Спроси, помнит ли он что-нибудь по-английски?

Томас опять заговорил с пленным, и тот произнёс что-то в ответ.

– Он помнит и понимает наш разговор. Но – с трудом.

Уже темнело, и в каюте зажгли свечи. С камбуза доставили провизию: хлеб, буженину, финики и сухое вино. Перед пленным поставили бокал и наполнили его. Он торопливо выпил до дна. Видно, его мучила жажда. Ему налили ещё, и он снова выпил. Тогда перед ним положили хлеб и мясо и сказали, что он может есть. Он с жадностью принялся за еду. Остальные молча присоединились к нему.

Когда все насытились, О’Брайен спросил:

– Мишель, ты помнишь свою мать?

– Почти не помню, – последовал ответ на ломаном, едва понятном английском.

– А отца?

– Тоже. Но я хорошо помню, как их казнили.

– А его ты не забыл? – О’Брайен показал на Томаса.

– Нет, не забыл.

– А ты понял, что он с нами?

– Да, понял.

– Он у нас равный среди равных. Скажи, Мишель, кто-то из ваших остался в лесу?

– Только мёртвые.

– Почему ты не уплыл вместе с другими?

– Я опоздал. Мне достался только этот плот. На нём не было ни вёсел, ни паруса. Наверно, их забрали на другие плоты.

– Дингер уплыл вместе с остальными?

– Нет.

– А что с ним стало?

– Я его убил.

– Ты?!

– Да, я. Я всегда хотел это сделать. В тот день, когда они отрубили голову моему отцу, я поклялся в этом. Я долго ждал – семнадцать лет. Удобный случай представился только сегодня. Так получилось, что мы остались вдвоём. Мы шли друг за другом, он – впереди, я – за ним. Я окликнул его, он обернулся. Я сказал ему всего лишь два слова: «Андре Оржерваль», и Дингер сразу всё понял. Он ринулся на меня с копьём, но я сделал шаг в сторону. Дингер проскочил мимо меня, я же оказался сбоку от него. Удар дубиной пришёлся ему по голове. Наш вожак был гораздо сильнее меня, но я всегда отличался быстрой реакцией. Из-за Дингера я не успел отплыть с остальными.

– Может, он остался жив?

– Нет, я знаю, что говорю.

– И такого силача ты прикончил одним ударом?

– Нет, не одним. Сначала я угодил ему в висок, и он упал на колени. Мы встретились взглядами. Я сказал: «А это за Ирму, мою мать». И ударил ещё раз. Я проломил ему череп.

– Скажи, Мишель, а где ваш лагерь, где ваши женщины и дети?

– Они за морем.

– Понятно, они на том берегу. А много ещё воинов в лагере?

– Ни одного. Дингер забрал всех. Там только женщины и малолетки.

– Ну а много ли в лагере тех, кого пленили в долине гейзеров?

– Нет, почти все умерли. Из-за жестокого обращения. Последний мужчина умер четыре года назад. Из женщин остались двое – они уже беззубые старухи. Дингер не собирался их долго терпеть.

– А что стало с детьми?

– Не знаю. Я помню только Томаса.

Томас улыбнулся и, кивнув на Мишеля, сказал:

– Странно, что он забыл. Были ещё Линда и Сара, – и, уже обращаясь к другу, спросил: – Что с ними?

– Разве они из долины гейзеров? – получив утвердительный ответ, Мишель продолжил: – Они в лагере. Их отдали в жёны ещё при тебе. У обеих уже по несколько детей.

– А ты женат? – спросил О’Брайен.

– Нет. Я – чужак. Для меня не нашлось женщины. Для меня всё было в последнюю очередь. Кроме войны и работы.

– Скажи, Мишель, – проговорил Игорь, подаваясь к пленному, – как вы решились переправляться всем войском через пролив, по сути неведомо куда?