Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

– Будете жить на всём готовом, – сказал он им. – Так, как живу я. А этих, – он кивнул на посёлок, – сделаем своими невольниками, они станут исполнять то, что мы прикажем.

Лёгкая жизнь манила. Его предложение было с восторгом принято. Сразу по завершении переговоров была устроена засада. Заметив приближающиеся тени, Гюнтер и его сообщники открыли беспорядочную стрельбу. Участники раскрывшегося заговора бросились врассыпную. Никто из них не был убит, но двое получили лёгкие ранения.

Утром Гюнтер и его шайка обошли шалаши и разыскали обоих раненых. Побоями их заставили назвать остальные имена. Расправа была жестокой и надолго отбила охоту даже думать о каком-то возмездии угнетателям.

Вчетвером им стало легче держать посёлок «в узде». Потом к ним присоединились ещё трое молодых людей, за ними ещё один, и Грюненсдорф был окончательно порабощён.

Гюнтер и его коммандос, как он называл членов своего отряда, больше не участвовали ни в каких работах, и всем необходимым их снабжали остальные посельчане. Им доставляли столько рыбы, ягод, грибов и орехов, сколько они требовали. Коммандос стали есть досыта, а все остальные снова голодали, так как теперь приходилось работать не только на себя, но и на этих бездельников. Хотя и бездельниками в полном смысле слова их назвать было нельзя. Они ежедневно занимались оружием, разбирали и собирали его, устраивали стрельбы и разные военные учения: проводили рукопашные бои, оборонительные и наступательные операции.

Вальтер Ренинг места себе не находил, видя, что творится, и проклял и себя, и тот день, когда взялся учить сына обращению с оружием. Не единожды он пытался урезонить его, но Гюнтер отвечал грубо, не считаясь с родственными узами.

– Не лезь не в своё дело, – говорил он, уставясь на него насмешливым взглядом. – Неужели ты думаешь, что я снова полезу в холодную воду, чтобы добывать рыбу для Грюненсдорфа? Или ходить по лесу и собирать грибы? Ты принимаешь меня за идиота или как? Зачем мне быть наравне со всеми, когда у меня есть вот это? – и он потрясал своим автоматом.

– Ты – грязное мерзкое существо и недостоин называться человеком, – сказал ему однажды старший Ренинг. – Ты – павиан, овладевший оружием и научившийся говорить членораздельно.

– Значит, павиан! – сказал Гюнтер, покоробленный словами отца. – Неплохо звучит, спасибо, папаша! А тебе не кажется, что ты просто-напросто выжил из ума? Нет? В любом случае вот что: проваливай отсюда и не мешай мне. Придёшь ещё раз – схлопочешь пулю лично от меня.

В тот же день Вальтер Ренинг покончил с собой, повесив на шею тяжёлый камень и бросившись в глубокий омут.

Узнав об отце, Гюнтер не проронил ни слова, лишь на лице его проступила мертвенная синева. Он вышел из посёлка, сел на дерево, поваленное бурей, обхватил голову руками и долго оставался так без движения. Когда к нему подошли спросить по поводу похорон, то услышали одну и ту же повторявшуюся фразу:

– Дурак, ах, что наделал, вот дурак!

Никто, однако, не мог понять, к кому эти слова относятся: то ли лично к самому Гюнтеру, то ли к его отцу. Некоторые говорили, что начальник коммандос всё-таки любил своего старика и тяжело переживает его смерть. Но в это мало кто верил.

– Невесёлая история, – сказал Игорь, наблюдая за тем, как Курт набивает трубочку очередной порцией табака.

– Гм, невесёлая! То, что я рассказал, лишь присказка – сказка будет впереди.

– Значит, дальше было ещё хлеще. Но вот скажите мне, Курт: что, Гюнтер и его команда так и продолжали жить рядом с вами в своих шалашах?

– Э-э, нет. Вскоре после смерти старого Вальтера они принесли со своего склада несколько пил, топоров и лопат и заставили нас строить для них новое жильё. Не шалаши, а настоящие бревенчатые дома с печным отоплением. Таким образом, в нескольких сотнях метров от Грюненсдорфа, на противоположном конце долины, вырос ещё один посёлок, или, по-другому, жилой комплекс. Коммандос назвали его Гросхауз. В жилом комплексе кроме домов были построены бани, амбары, погреба, и всё это было огорожено высоким прочным забором.

– А потом вы начали строить дома для себя…

– Ничего подобного. Когда возведение Гросхауза было закончено, топоры и лопаты у нас отобрали. Нам же сказали, мол, для вас вполне сгодятся и шалаши. Ну а голыми руками ничего лучшего построить мы не могли.

– Почему же вы сами не отыскали этот склад?

– Пробовали, не получилось. Как-то раз несколько мальчишек хотели проследить за коммандос. Их заметили и избили. Били ногами и прикладом винтовки. Одному мальчику сломали нос, другому – рёбра. Третьему отбили печень, и его еле выходили, отпаивая отварами черники и репешка.

– В следующий раз того, кто пойдёт за нами, – пристрелим, – пообещал Гюнтер.

И его слова не были пустой угрозой. Самый храбрый из наших, Клаус Фишер, мой приятель – с ним мы провели первую зимовку, пошёл таки искать этот арсенал. Вроде рассчитывал-то он правильно. Одни коммандос были у себя в Гросхаузе, другие надзирали за ловлей рыбы. И всё же где-то Клаус допустил промашку. Или его подвела случайность. Как бы там ни было, его поймали и привели в Грюненсдорф.

– Мы же предупреждали вас, – сказал Гюнтер людям, встретившим их. – Теперь пеняйте на себя, – с этими словами он вынул из кобуры пистолет и выстрелил Клаусу в лицо. Пуля выбила ему глаз и вышла из затылка. Это было страшное зрелище. Некоторые женщины попадали в обморок.

– Видели?! – крикнул Гюнтер, потрясая ещё дымящимся оружием. – Так будет с каждым, кто пойдёт к нашему арсеналу.

Большинству коммандос было уже за двадцать, остальным около того, и все они выбрали себе девушек, самых красивых, стройных, и заставили жить с собой. Гюнтер привёл в свой дом Илону. Прежде она дружила с Йозефом, тем самым парнем, которого он погубил. Илона, девушка необыкновенной красоты, долго противилась, но Гюнтер сумел сломить её.

С этого времени посёлок ещё туже затянул пояса, так как надо было кормить не только коммандос, но и членов их семей. Своим жёнам поработители запретили участвовать в общих работах и ограничили круг их обязанностей только приготовлением пищи и другими домашними делами.

Грюненсдорфцы же трудились от зари до зари. Тяжелее всех приходилось тем, кто был занят на ловле рыбы. Особенно доставалось в зимние месяцы. Все без исключения рыбаки – и мужчины, и женщины – страдали простудными заболеваниями, у многих развился ревматизм, девять человек умерли.

Однажды коммандос обложили появившуюся в лесу стаю собак. Часть взрослых животных перестреляли, остальные разбежались, несколько щенков удалось поймать. Их вырастили, воспитали и стали использовать на охране жилого комплекса. В сопровождении собак коммандос наведывались в посёлок, где не реже одного раза в месяц проводили обыски. Этих злобных тварей они брали с собой и на реку, и в лес при проверке рыбаков и сборщиков грибов и ягод. Собаки были натасканы на людей, и их боялись пуще самих охранников. При малейшем неповиновении невольников матёрых хищников спускали с поводка. Они набрасывались на свою жертву, валили с ног, запускали зубы в человеческое тело, и тогда страшные крики несчастного заглушали рычание зверей. Когда поверженный наземь человек был уже достаточно искусан, собак оттаскивали.