Элона Демидова - Метро 2033. Отступник

– Я думаю, тварям известно, где мы находимся, – сказал царь, когда они оказались на улице. – Но так же думаю, что расслабляться бойцам не следует. Пусть помнят, это не прогулка. Хотя, конечно же, выродки не осмелятся напасть, а будут продолжать гадить исподтишка. Лобовое столкновение для них равносильно самоубийству.

– Они уже уничтожили шестерых наших бойцов, и сделали это именно самоубийцы, – задумчиво протянул Анатолий.

– Я не забыл. Поэтому выбрал для ночлега именно церковь, а не какой-нибудь дом, где можно было бы разместиться с большим удобством. Смотри, – правитель указал на колокольню, а затем сделал дугообразное движение рукой. – Уродам нужно пройти минимум сорок метров по открытой местности с любой стороны, а потом перелезть через двухметровую стену, а потом еще штурмовать двери. Для городских условий укрепление очень удачное. На колокольне сделаем смотровую вышку. К тому же здесь, как ты сам сказал, имеются колокола – если что, часовые в набат ударят.

Анатолий вдохнул полной грудью вечерний воздух. Пахло послегрозовой свежестью. Ветер давно стих, и над городом нависла тревожная тишина. Не было слышно ни птичьего пения, ни шелеста листьев, ни даже извечных цикад. Лучи низкого солнца, найдя брешь в свинцовых тучах, окрасили горизонт кровавым пурпуром.

Несмотря на уверенность царя, что мутанты не решатся дать открытый бой, начальник гвардии так не считал. Однако сейчас не это было важно. Главное заключалось в другом: нуклеары, как по свидетельству Артура называли себя мутанты, показали готовность умереть, но не сдаться отлично вооруженному и обученному противнику. Дикари одержали первую победу в этой войне – психологическую. Молодой камикадзе и мальчишка с кошачьими глазами, сгоревшие хижины, курятники и свинарники, глумливые надписи на памятниках, – все словно говорило: нам и своего не жалко, а уж вас мы точно не пощадим. С сопротивлением такого рода бойцы Лакедемона еще не сталкивались.

– Правитель, – сказал Анатолий, вслушиваясь в вязкую тишину наступающей ночи, – полагаю, на колокольню надо поставить на дежурство двух бойцов, так же по два пойдут на точки возле окон кузницы и возле окон трапезной. Менять часовых предлагаю каждые четыре… нет, три часа. А под утро на посты должны заступить лучшие из нас, те, кто успел подержать оружие в руках до коллапса, в том числе ты и я.

– Да… Разумно, – ответил царь, продолжая рассматривать храм. – Наверное, выродкам тоже известна нехитрая тайна о лучшем времени для ночных нападений. Поэтому с трех и до рассвета караулы надо усилить. И вот еще: поставь на ворота пару растяжек. Только скрытно, не мельтеши там…

Глаза Ромки быстро привыкли к темноте; луна подсвечивала серебром слоистые неплотные облака, поэтому парень хорошо различал контуры деревьев и крыши домов.

«Хорошо, если б площадка была повыше, – подумал юный солдат. – Тогда еще дальше удалось бы увидеть».

Он поправил автомат на плече, а потом перегнулся через перила и посмотрел на белеющую внизу каменную ограду, которая шла неровной линией, отдаляясь от трапезной, и почти примыкала к храму возле входа.

– Странно они как-то строят, эти мутанты, – проговорил Ромка вполголоса. – Почему-то забор идет неровно, и высота маленькая, и вышка какая-то низкая.

– Идиот тупой, все было до Великого Коллапса построено, – рявкнул, не оборачиваясь, его рослый напарник. – И, вообще, заткнись, Роман, сын Георгия, инструктаж забыл? Отслеживай свой сектор молча!

– Заткнись, заткнись… – пробурчал насупившийся Ромка так, чтобы напарник не разобрал слов. – На два года всего старше, а понтов…

Ромка не любил Павла за подчеркнутую официальность, вечно задранный нос и активное желание показать молодняку собственную серьезную значимость. С товарищами он в любых ситуациях держал дистанцию, называл их исключительно полными именами. Хотя, конечно, это лучше, чем то, что вытворял царский наследничек Артур, который с насмешливой физиономией мог запросто при всех ляпнуть: «Привет, цветок полей и огородов!», толсто намекая на Ромкино прозвище Ромашка. Кому хочешь станет обидно…

Парень вспомнил о матери. Она первая стала называть сына Ромашкой. Но от нее слово не звучало оскорбительно, да и когда это было? В далеком детстве… Мама, мама… жила-жила, а потом умерла от степного поветрия.

Ромкины мысли об умершей привели за собой желание прикрыть глаза и вообразить себя пятилетним мальчиком. Как хорошо было бы оказаться снова в тех временах, еще до интерната! Конечно, годы были голодные, и даже полноправным гражданам не удавалось наедаться вдоволь, но и счастливых моментов выпадало больше…

…бывало, сидишь, ждешь, когда же придет мама. Сосешь палец или игрушку облизываешь, потому что очень хочется есть. А мамы все нет, нет. И уже, кажется, что она никогда не придет. Больше не нужны кубики, солдатики, книжки с картинками, ничего больше не нужно, только бы побыстрее пришла мама. Он все чаще с беспокойством посматривает на дверь, становится очень одиноко, даже страшно. Еще немного – и заплачет, потому что нет ничего ужаснее, чем быть покинутым. И вот, когда кончаются силы ждать, вдруг слышится возня за порогом, мгновенно заставляющая подскочить, и возникает мама в длинном сиреневом платье, в такого же цвета косынке, с матерчатым мешочком в руках, в котором лежит картофель, морковь или даже кусочек мяса.

– Привет, Ромашка, – ласково говорит она, – заждался, маленький мой? Проголодался, поди? Ничего, пожди чуток, сейчас я сварю картошечки и ты покушаешь.

О, какая безмерная радость наблюдать, как мама разводит огонь в печи и готовит ужин, который заставит, наконец, замолчать непрерывно урчащий животик. От счастья на глаза наворачиваются слезы, а фигура самого любимого, дорогого на свете человека видится размыто…

Ромка содрогнулся всем телом, открыл глаза и, схватившись за балюстраду, сообразил, что едва не потерял равновесие. Парень пришел в ужас: он заснул на посту, а сколько спал – только секунду или целый час – неизвестно.

«Забудь, забудь! – мысленно приказал он себе. – Давным-давно душа ее пересекла Дамбу Теней и растворилась в Море Погибели… а ведь вот оно, это море! – с каким-то мистическим трепетом подумал Ромка. – Это ведь про него рассказывают жрицы, про него, именно про него!»

– Пашка, – шепнул парень.

– Придурок, – зло, сквозь зубы выцедил напарник. – Не Пашка, а Павел, сын Александра. Что такое? Заметил что-то подозрительное?

– Нет, я просто хочу сказать, чтобы ты не смотрел на море, чтобы оно твою душу не растворило. В темноте оно жутко выглядит…

– Ты идиот, Роман, сын Георгия, заткнись и отслеживай свой сектор, но имей в виду, дисциплинарное взыскание тебе обеспечено по-любому.