Роберт Хайнлайн - Фрайди

— Один билет? — подозрительно вскинув на него глаза, осведомилась личность за прилавком. — Эх, ты бесстыдник! Здесь не место для таких безобразий, парень.

Вместо ответа один британо-канадский доллар скользнул из руки Джорджа в руку продавщицы (или продавца) и мгновенно исчез. Очень слащавым голосом она проворковала:

— Только недолго. Если я нажму на звонок, сразу приводите себя в пристойный вид. Кабина номер семь, в дальнем правом углу.

Мы вошли в кабину номер семь. Джордж поплотнее закрыл занавески, спустил воду в унитазе, отвернул кран холодной воды и оставил его открытым. По-французски от объяснил мне, что мы должны сменить наш облик, не прибегая при этом к карнавальным маскам, а потому, дорогая, давай-ка вылезай из этого платья и надевай тот костюм, что у тебя в спортивной сумке. Мешая английские слова с французскими, он принялся объяснять детали, продолжая время от времени нажимать на спуск унитаза и то увеличивать, то уменьшать струю воды, льющуюся в раковине. Итак, он хотел, чтобы я напялила этот вызывающий костюм из суперкожи, наложила раза в три больше косметики, чем я обычно себе позволяю, и попыталась выдать себя за знаменитую вавилонскую блудницу или что-то в этом роде:

— Понимаю, детка, это не твой стиль, но ты уж постарайся.

— Постараюсь. Постараюсь сделать это неплохо .

— Вот дрянь!

— А ты, значит, собираешься надеть платье Жанет? Не думаю, чтобы это тебе подошло.

— Вовсе нет. Я не стану выворачиваться наизнанку, просто чуть-чуть перевернусь.

— Прости, что сделаешь?

— Ну, я хочу сказать, что не стану влезать в женское платье. Просто попытаюсь придать себе чуть-чуть женственный вид.

— Вряд ли у тебя это выйдет. Впрочем, ладно, давай попробуем.

Со мной мы возились недолго — отработали лишь влажно-похотливый вид, который заарканил Жана в свое время, и наложили на физиономию до черта косметики (этим занялся Джордж, который, кажется, понимал в этом больше, чем я сама). Ну и походка, когда мы уже выходили, эдакая, знаете, хочу-все-что-движется.

На себя Джордж намазюкал еще больше косметики, чем на меня, плюс эти чудовищные духи (к счастью, он не заставил меня надушиться ими), плюс ярко-оранжевый шарф, который я носила в качестве пояса. Потом он заставил меня сделать ему начес и сбрызнуть голову лаком… Вот, пожалуй, и все, если не считать его походку — выглядел он по-прежнему Джорджем, но совсем не тем классным парнем, что так потрясающе будил меня несколько раз минувшей ночью.

Я сложила все оставшиеся шмотки в свою спортивную сумку и мы вышли из кабинки. Бесполезная кляча у турникета в изумлении вытаращила на меня глаза, когда мы проходили мимо, но ничего не сказала, потому что мужик, что стоял, облокотясь на столик с газетами, ткнул пальцем в Джорджа и сказал:

— Ты, вождь желает повидаться с тобой. — А потом вполголоса добавил: — Глазам своим не верю… Не может быть, чтобы этот…

Джордж остановился и беспомощно всплеснул руками:

— О, Боже, наверняка тут какая-то ошибка! — воскликнул он.

Мужик вытащил изо рта зубочистку и кивнул:

— Я и сам так думаю, гражданин, но… Я молчу и тебе советую. Пошли. Тебя, сестренка, это не касается.

— Я решительно отказываюсь идти куда бы то ни было без моей дорогой сестры! Вот так! — объявил Джордж.

— Морри, она не может торчать здесь, — вмешалась бесполая королева. — Детка, пойди сюда и сядь рядом со мной.

Джордж незаметно качнул головой, но он мог этого и не делать — останься я здесь, корова тут же оттащила бы меня в кабинку для переодевания, или мне пришлось бы запихнуть ее в мусорную корзину. Какую-то долю секунды я взвешивала первый вариант: конечно, если бы я была «при исполнении», я легко прошла бы через это — уж во всяком случае это было бы более приятно, чем с Булыжником, — но без особой радости. Если (и когда) я пожелаю сменить свои сексуальные пристрастия, я сделаю это с тем, кто мне нравится и кто разбудит во мне хоть тень желания. Итак, придвинувшись поближе к Джорджу и взяв его за руку, я сказала:

— Мы никогда не разлучались с братом с тех пор, как мамуля на смертном одре велела мне заботиться о нем. — Я подумала и добавила: — Вот так!

Мы с Джорджем упрямо надули губы и уставились в пол. Тот, кого «корова» назвала Морри, взглянул на меня, перевел взгляд на Джорджа, потом опять на меня и вздохнул:

— Ладно, черт с вами. Двигай за нами, сестренка. Но помни: рот не открывать и в разговор не встревать.

Преодолев шесть контрольно-пропускных пунктов — на каждом из которых меня пытались отшить, — нас с Джорджем наконец ввели в резиденцию. Первое мое впечатление от вождя конфедерации Джона Тамбрила — что он выше, чем мне показалось вначале. Я решила, что все дело в отсутствии головного убора из перьев. Мое второе впечатление: он был еще безобразнее, чем на плакатах, портретах и экранах. Приглядевшись внимательней, я лишь тверже уверилась в правильности второго впечатления — как и множество его предшественников на политической арене, Тамбрил превратил свое персональное уродство в определенного рода козырь. (Интересно, уродство — необходимое качество для главы государства?) Тамбрил был похож на лягушку, которая тщится выглядеть жабой, но безуспешно.

Вождь прочистил горло и прорычал:

— А что эта тут делает?

— Сэр, — быстро вмешался Джордж, — я хочу сделать серьезное заявление! Этот человек… Вот этот , — Джордж ткнул пальцем в красавца Морри, — пытался разлучить нас с сестрой! Он должен быть наказан!

Тамбрил взглянул на Морри, потом на меня, потом опять на «шестерку».

— Это правда?

Морри принялся объяснять, что он этого и не думал делать, но если бы и сделал, то только потому, что он выполнял приказ Тамбрила и в любом случае он считает…

— Ты тут не для того, чтобы считать, — буркнул Тамбрил. — Я поговорю с тобой позже. И почему она до сих пор стоит? Принеси ей стул! Мне, что ли, обо всем здесь думать?

Как только я была усажена, вождь переключил свое внимание на Джорджа:

— Сегодня вы совершили храбрый поступок! Да, сэр, воистину храбрый поступок! Великая калифорнийская нация гордится тем, что умеет воспитывать достойных сынов Отечества. Как вас зовут?

Джордж назвал свое имя.

— «Пэйролл» — гордое калифорнийское имя, мистер Пэйролл. Оно происходит из глубин нашей великой истории, от славных предков, которые свергли гнет Испании, и к храбрым патриотам, которые свергли гнет Уолл-стрита. Вы не против, если я буду называть вас Джордж?

— Конечно, нет.

— А вы можете называть меня просто — Миротворец. Это и есть суть нашей великой нации, Джордж, — все мы равны!

— Скажите, — неожиданно вырвалось у меня, — а это распространяется на ИЧ? На искусственных людей, вождь Тамбрил?