Алексей Штейн - Ландскнехт. Часть вторая

Вывели нас из цитадели, и повели к бастиону. Ну, ясное дело — каземат — он и есть каземат.

Подойдя, почте все чуть не разом обернулись, глянули на цитадель.

А там, на флагштоке над главным корпусом — уже новые флаги подняты — один, с волком в солнце, и второй, повыше, красно — зеленый, с какой‑то эмблемой.

— Вона как. Рисский флаг, и баронов — шепнул кто‑то рядом — Уже успели. Значит все. Сдали.

— Шевелись, чего встали — заорал конвойный.

Входя в каземат, я наконец понял, что за мысль меня так и не отпускает, с того самого момента, как на расстрелянных посмотрел.

Нет, ребята. Так не можно. Так быть не должно. Так неправильно.

В каземате мы разместились посвободнее, чем на губе, перед размещением даже вывели в уборную поочереди, и разрешили напиться воды из бочки и умыться. Никто не зверствовал, но бдели весьма, и подгоняли, не давая расслабиться. И сидим мы и дремлем, потому что делать больше нечего. Но вскоре и дремать просто — напросто наскучило. Как‑то стали шевелиться, просто так, от нечего делать. Куряки кряхтят и страдают — все курительное отобрали естественно тоже, потом кто‑то таки нашел по карманам крупицы махорки, у кого‑то нашлась бумажка — стали крутить самокрутку, потом шептались, на предмет постучаться охране насчет огня. Не лучшая идея, сдается мне. Но все решилось, у кого‑то и кременек, вшитый в рукав нашелся, после долгих чирканий по металлическим деталям на стене и матерного шепота, они таки сумели раскуриться. После чего самокрутка пошла по кругу. Точнее круг пошел по каземату — подойдет, затянется, и выдохнет в амбразуру. И тут же перехватит самокрутку следующий. Ну, вот им хоть какая‑то забава.

Смотрю — рядом сидит артиллерист со второй батареи. Не знаю имени, в лицо запомнил. Руку баюкает простреленную, глаза закрыл, затылком к стене привалился. Несильно видно царапнуло, но, ясное дело, болит. Особенно вот так если, когда не отвлекает ничего. Решил поговорить — и его отвлечь и мне не так скучно.

— Слышь, братец… ты как?

— Ничо так — открыл глаза он — Терпимо.

— Слышь… А ты как смотришь — чо нам дальше будет?

— Дальше? …Дальше, брат, нам будет лагерь для пленных… Пока война не пройдет. — он чуть помолчал, и добавил — А если, например, грабка у меня загноится — то я в том лагере и уйду в доски. Обидно станет такое.

— Эвон как оно… — А что там, в лагере, как?

— А что, не видел никогда что ли? — он повернулся поудобнее, чтоб смотреть на меня

— Не… я с Севера. У нас не так…

— А, то да. То‑то ты занервничал — не, не боись. У нас тут так, мирно. Обменяют же потом… кто доживет.

— Кормят там как?

— Кормят… если работать будешь — то нормально. Только бывает такая работа, от которой сдохнешь при любой кормежке. А не работаешь — получишь совсем крохи. Некоторые отнимают у тех, кто работает… а потом их задушенными находят, отнимальщиков. Я во время Пограничной войны в охране лагеря такого был отряжен, посмотрел на все это. Я вот и переживаю — рука загноится — работать не смогу. А если война до зимы протянет — то и сдохну в холода.

— Ну уж до зимы…

— А то. Рисс в войну влез. И Дикий. А значит и Союз. Это надолго. У наших‑то армия сильная, но и тут собрали силы много. Помяни мое слово — еще не один месяц грязь месить будут.

— Однако…

Да нам‑то что. Дожить бы только.

Он снова откинулся к стене, и закрыл глаза. Вот оно значит как. Вот только в лагере мне и не хватало побывать. Тьфу, гадость! — сплюнул даже насухо. Ну вот точно — надо было… Еще раз сплюнул — от злости уже на себя, сейчас — нечего после драки. Ладно, посмотрим. Увижу, как там конвойными служба несется, а там подумаю… Может и сбечь получится. Не, ну не сидеть же, как баран в загородке? Правда что, опять вопрос — а что потом? Пробираться к своим? Ну, к которым — те что валашцы?

И вот тут то об меня опять и накатило. Снова перед глазами встала картинка. И комендант вспомнился, как он бодро рапортует. И насмешливый на него взгляд чужого офицера. И аж в груди что‑то закололо — да ну вас к чорту, таки мне 'своих'! Вот уж точно чего не, того не. Вот чтоб свои своих стреляли — я к такому не привык. Одно дело если Балу хотел ефрейтора нашего грохнуть за то, что тот панику разводит, да и то только предупредил. А другое вот так вот. И самое главное — все одно же крепость уже сдали! Нет, ребята, снова я себе сказал, неможно так, неправильно. И хрен вы мне теперь свои. Так вот подумать — свои у меня были парни с первой батареи, да Балу — сдружился я с ним. Поубили их считай всех, а кто вроде как свой, с кем мы вместе в цитадель шли — так вот они, сами сдались. И Балу, выходит, предали. И я с ними. Ну уж их, таких, своих‑то.

И опять потянуло внутри, словно в груди зуб болит. Опять вспомнил вес карабина в руке, и эту породистую мразь за ящиками. Руки аж сами сжались. Не, ну не дурак ли? Дурак и сволочь, выходит. Баран последний…

Вскоре принесли жрать — корзина с кусками хлеба и лохань с водой, одна кружка на всех. Ненавязчивый сервис, ага. Ну да ничего. Тем более — вообще хорошо, что дали пожрать. И скудность вполне может быть — просто оттого что все еще надо пустить своим ходом, не до нас им сейчас. Конечно — кому нужны бараны, сдавшиеся и не повоевав толком…

Перспектива спать на холодном полу каземата не улыбала ни разу, но и тут повезло — под вечер принесли нам пледов и несколько охапок сена, с конюшни что ли. Ну, смотри‑ка, жизнь налаживается. Потом вывели до уборной опять, по одному.

— Ишь ты — проворчал сосед — артиллерист — Чегой‑то оне так? Расщедрились, смотри, аж вчетвером сено принесли. Беспокоются, поди, чтобы мы не поболели, стало быть, работ много, сила нужна рабочая… это хорошо. Значить, будут все же беречь. Тута наших‑то нет, и не скоро еще будут. Тута мы все только. Драгуны‑то только в столице, да и то — как там с ними непонятно.

— А что, на перевалах, думаешь, не возьмут пленных? Там же не ждут. Уж коли так все всерьез — вряд ли кто из связных до них дошел — перехватят наверняка. Уж наверное продумали.

— Это точно. А только — усмехнулся он — Не выгорит у них там быстро. На той неделе была тут почта, там у меня земляк в охране. Так он говорит, там хоть и секретность, да он знает — уже перестроили и тайно гарнизон увеличили. Ближний перевал им не взять ходом. Зубы обломают.

— А как думаешь — наши эти… офицерье‑то — они в курсе дел?

— Конечно! А как же. Это я случаем узнал, от земляка, а им положено.

— Ну так вот они все это баронским и сдадут. Ты их не видел, что ли? Суки подлые…

— То да — помрачнел артиллерист — А все одно — не возьмут нахрапом. Там дороги такие — что тяжелые пушки тащить замаешься, да под прострелом… Не смогут набыстро. Жаль, на других перевалах не так все, тут главный тракт, его первым взялись…