Александр Конторович - Реконструктор. Дорога в один конец

– Цель номер два! – опустил бинокль командир минометчиков.

– Есть!

Протрещали маховички наводки, и следующие разрывы заплясали уже вокруг одной из пулеметных вышек. Ну и что с того, что дежурный пулеметчик к тому времени уже сполз на пол с пробитой грудью? Его место вполне мог занять кто-то из товарищей. А вот с поваленной вышки пострелять уже не выйдет.

Ободренные поддержкой, бойцы разведроты приподнялись из густой травы и рванулись вперед к забору. Молчали пулеметы на вышках, не заняли еще своих позиций бойцы охранной роты. Надо было пользоваться этим моментом.

Телефонный звонок

– Герр майор!

– Слушаю вас. – Хайнеманн давно уже находился около телефона, ожидая сообщений о ходе операции.

– Русские начали атаку! Им удалось заставить замолчать пулеметы на вышках, а минометным огнем уничтожена огневая точка около входных ворот.

– Так у них есть еще и минометы? Надо же… Мы ожидали только пехотной атаки. Впрочем, это им мало поможет. Действуйте по плану, лейтенант. Обо всех изменениях обстановки сообщайте мне по радио, я выезжаю к вам.

– Яволь, герр майор!

Когда за забором склада встали дымные столбы разрывов, немцы наверху засуетились. Что-то прокричал офицер, забегали солдаты, успеваю заметить, как, не опускаясь вниз, провернулись на месте тонкие стволы зенитного автомата. Все правильно: то, что зенитка опускает ствол вниз, заметно будет издалека. А вот то, что поднятые вверх стволы повернутся на месте, можно углядеть только в бинокль, да и то не сразу. И только в том конкретном случае, когда наблюдатель смотрит, не отрываясь, именно на эту пушку.

Значит, наши начали атаку. С одной стороны, это, конечно же, минус мне: не успел вовремя. А с другой стороны, руки у меня теперь развязаны – могу стрелять. За разрывами мин расслышать негромкие хлопки пистолетных выстрелов – это ж какие уши надо иметь!

В три прыжка взлетаю наверх. Вокруг пушки уже идет рабочая суета, весь расчет на своих местах, и топот ног подбегающего подносчика снарядов воспринимается всеми как должное. Делаю еще несколько шагов, поворачиваю налево, огибая бруствер из мешков с песком, – и вот я около орудия. Тут все заняты делом, на меня никто особенно внимания не обращает. Сваливаю на землю свою ношу и выдергиваю из сдвинутой за спину кобуры длинноствольный «парабеллум». Эта модель отчего-то называется артиллерийской, хотя я помню, что ими вооружали еще и флотских офицеров. Да и черт с ними, сейчас это неважно. А важно то, что длинный ствол разгоняет пулю очень даже основательно. Можно стрелять на существенно большую дистанцию, чем из обычного пистолета. Дистанция мне сейчас не важна, а вот то, что долбит пуля из этого ствола малость посильнее обычной, – очень даже кстати. Я тут разок из него по свиной туше пальнул. Результат приятно удивил всех окружающих. Выходная дырка получилась чуть ли не с кулак. Не в последнюю очередь это произошло потому, что я кустарным образом (при помощи небольшого сверла) аккуратно высверлил головки пуль, создав, таким образом, примитивную экспансивную пулю. Было у меня опасение, что мои наколеночные эксперименты приведут к тому, что точность попадания таких пуль будет хуже, нежели у обычных. Так это или нет, я, откровенно говоря, не просек. Во всяком случае, экспериментальные стрельбы этого не подтвердили. Может, пуля и попадала на пару сантиметров выше или ниже, для дела это особенного значения не имело. А вот то, что устоять на ногах опосля такого «подарка» не смог бы даже самый здоровенный бугай, обнадеживало очень даже неплохо. На практике, по правде говоря, я этого проверить пока не мог: как-то вот не приходилось мне пользоваться пистолетом в наших вылазках, старались больше без стрельбы работать. Если уж и отстреливались когда-нибудь от особенно надоедливых фрицев, так работали с более серьезного оружия и на большую дистанцию.

Бах!

И тычется носом в какие-то ящики немец со снятым кителем. Предусмотрительный, чертяка, оказался! Предвидел, что работа жаркая пойдет, вот и сбросил верхнюю одежку, чтобы не потеть. И то сказать, дядя он был весьма плотной комплекции, аппетитом, надо думать, обладал отменным, потому и вес имел весьма основательный.

Имел…

Теперь это будет волновать разве что похоронную команду. Придется делать ему гроб по индивидуальному заказу. В стандартный он попросту не влезет.

А эксперименты мои оказались весьма удачными. Подбитый зенитчик тянул на добрую сотню килограммов. И чухнулся носом вперед с одного выстрела. Опыты можно признать успешными.

Вторым брякнулся оземь еще один фриц. И тоже в майке. Теперь уже не вспотеет…

Третья пуля досталась наводчику. Тот так и вмазался мордой в прицел.

Четвертая, пятая – и повис на бруствере еще один прыткий артиллерист, ранее всех остальных врубившийся в происходящее. И потому кинувшийся опрометью к составленным в козлы винтовкам. Нет, друг милый, тут тоже не фраера собрались. Обойдемся мы без лишней стрельбы. Тем паче что «Кар-98» бабахает очень даже основательно, куда там «парабеллуму».

Шесть, семь, восемь – и сую за пояс пустой пистолет. Перезаряжаться времени просто нет. Еще два немца скорчились на земле, и у меня осталось только два противника. Щуплый худощавый фриц, на этот раз одетый вполне по уставу, и офицер, который только что обернулся назад, так и не выпустив из рук бинокля.

Из них самым опасным противником являлся именно офицер, потому что, в отличие от худощавого, который никакого оружия при себе не имел, у офицера на поясе имелась пистолетная кобура. И в то, что он воспользуется пистолетом, верилось как-то очень даже сразу, поскольку именно туда немец правую руку и потянул. А висит кобура у него – как по уставу и полагается – с левой стороны. Вот и потянулась рука справа налево. Если бы он, как это наши офицеры делают, пистолет справа сзади таскал, так я той руки и не видел бы. До того самого момента, пока не вынырнула бы она из-за спины уже вооруженной.

Спрашивается, какое, на фиг, дело, где у кого пистолет висит? Есть, знаете ли, разница. И порой она очень даже дорогого стоит. Во всяком случае, когда я резко рукой наискось взмахнул, лезвие кинжала аккурат по локтю офицерскому и проехалось. Да так хорошо, что повисла рука плетью, а немец только рот разинул в беззвучном крике – так ему сильно по нервам болью стегануло. Не боец он теперь. По крайней мере в ближайшее время опасности не представляет.

Мысленно поставив на нем вопросительный знак – когда он еще в себя придет? – поворачиваюсь к последнему из оставшихся противников.

А тот уже прикинул хрен к носу и успел добыть откуда-то обыкновенную лопату. Не бог весть что, скажут некоторые и попадут пальцем в небо. Ибо что такое лопата в руках опытного человека, я нагляделся еще у Сергеича, который ровно такой же лопатой только что не расписывался. Во всяком случае, когда он однажды в лагере прихватил вполне антуражную вермахтовскую лопату, так мы все только рты разинули. Уж какие он ею только чудеса не вытворял! По крайней мере двоих наших ребят, которые были вооружены карабинами со штыками, обезоружить он смог менее чем за десять секунд. После чего сбил с одного из них пилотку, а второго подсек под колено. Слава богу, не железякой, а рукояткой. А то остался бы парень без ноги.