В. Кузнецов - Ролевик: Хоккеист / Лёд

В задумчивости Патрик сел на кровати, обхватив голову холодными, чужими руками. Жак Плант, первый вратарь надевший маску, великий страж врат, доселе не почитавший своим вниманием игроков и операторов клуба. Он явился и подтвердил сказанное юношей-игроком. Подтвердил и даже объяснил — как сумел. Больше подсказок ждать не стоит. Глубоко вздохнув, Патрик Руа, рекрут-вратарь Монреаль Варлокс, отпустил снедающие его мысли. Сомнения и сожаления не помогут. Он умеет играть в хоккей — значит, он будет играть в хоккей. Особенно теперь, понимая, что ставки в игре стали несоизмеримо выше.

Вагон мерно покачивался в такт движению, ритмично стучали под колесами рельсы. "Варлокс" ехали с шиком — в поезде им выделили целых три вагона: первого класса для команды и тренеров, второго — для обслуги, плюс еще вагон-клуб с кухней, баром и кинопроектором. Сейчас кино не крутили — от скудной фильмотеки из пяти лент хоккеистов уже тошнило. Время было глубоко за полночь, большинство парней уже отправилось спать. В клубе остались всего пятеро: капитан Боб Кэйни, форвард Бобби Смит, Ларри Робинсон, которого в команде называли "Большая птица", вышибала Крис Нилан и Патрик, неведомо как оказавшийся в этой компании. Четверо агентов играли в покер, дымили сигарами и посасывали пиво. Патрик сидел за соседним столиком, молчаливо разглядывая полупустую бутылку в своей руке. За стойкой приглушенно бормотал радиоприемник: играли Grand Funk Railroad. Пиво в бутылке слегка светилось желто-зеленым, в пентакль на этикетке был вписан желто-черный треугольник радиоактивности. Дешевый трюк, попытка использовать модный после войны "мирный атом". Этого добра сейчас везде хватало — где надо и где не надо.

— Сдавай, — проворчал Кэйни. — Что получил Краудер за свою выходку?

— Ничего, — тасуя колоду, буркнул в тон капитану Робинсон.

— Ничего? Шутишь что ли?

— Без дураков, — карты с шелестом легли на стол. — Сказали, что его кто-то из анархов под контроль взял.

— Анархов? — переспросил Бобби Смит. — Это что еще за хрень?

— Местные радикалы-вудуисты. Что-то среднее между подпольной ячейкой комми и религиозной сектой, — пояснил Нилан, больше других знакомый с вопросом. У него отец был зеленым беретом, служил в Европе, когда ядерный пламень бушевал там. Вернувшись, Нилан-старший сынка пророчил в энфорсеры, натаскивал всячески. А Крис назло родителю, подался в хоккей. Правда на льду он занимался тем, чему отец и учил — надирал задницы всем, до кого дотягивался. Лениво скосив взгляд на карты в руке, он многозначительно пыхнул сигарой и продолжил:

— Я официалам верю. Мелкий терроризм очень в духе этих ребят: добавить зачарованных психотропов в водяной коллектор, сделать куклу заезжей звезды и заставить ее смешно подрыгаться при всем народе… Чертовы школьники.

— Что-то я не слышал, чтобы они раньше хоккеистов трогали, — недоверчиво заметил капитан. Нилан только плечами пожал:

— Я тоже. Но, как говорил мой папаша, все на свете когда-то случается в первый раз. Поднимаю.

— Чек, — Бобби Смит обернулся к Патрику, словно только что заметил его. — Эй, голли, а ты чего здесь сидишь? Поспал бы. Тебе завтра в рамку.

— А тебе — на лед. К Проберту и Кокуру.

Четверка за столом замолчала, удивленно уставившись на Патрика.

— Черт возьми, рекрут пошутил! — хлопнул себя по бедру Нилан. — Клянусь, я такого раньше никогда не видел. Эй, Руа, это ты только в поезде такой или и на земле можешь?

Патрик отхлебнул пива, поднялся и молча вышел из вагона. Голова опять разболелась, да так, что разогрелась под черепом титановая гильза с прахом тотемной крысы. Он все еще чувствовал недоуменные взгляды на своей спине, и взгляды эти были ему неприятны. Кажется, именно они заставляли голову болеть. Впрочем, в одном Смит был прав — пора в койку.

В свое купе Руа вошел, не особо заботясь о шуме. Сон рекрута крепкий, простым шумом его не разбудить, а трое соседей по купе, само собой, были рекрутами. Патрик присел к стоящему на полу ящику магнитофона-бобинника. Так и есть, пленка не смотана. Клацнул переключателями, прислушался к монотонному жужжанию бобин. Пока шла перемотка, нашел и подключил наушники. Через пару минут щелкнул стопор, Патрик привычно переключил тумблеры, слегка подкрутил резисторы тембра и громкости. После чего, не раздеваясь лег на свою полку.

В ушах зазвучало привычное, монотонное бормотание. Ежедневный курс молений и заклятий, вечерняя половина. Против отторжения колдовских имплантов, в защиту от враждебных духов, для восстановления плоти и обезболивания души. Душу худдуисты лечить не умеют. Могут только обезболить. Хвала прогрессу, что оператору не надо читать это каждому рекруту отдельно. Четырех кассетников обычно хватает. Правда запись с рассветом теряла силу — операторам приходилось начитывать ее каждый день заново. Но один раз, а не двадцать, к тому же дважды в день.

Сквозь монотонный напев почти не было слышно стука колес. "Атомик Хаски", знаменитый трансконтинентальный экспресс, выехал из Вашингтона в одиннадцать вечера и прибудет в Детройт в четыре утра, преодолев за это время без малого пятьсот миль по Северным Пустошам. Со времен первой Американо-Советской войны поезда занимают особое место в жизни Северной Америки. Это что-то вроде подвижных государств, живущих по своим правилам и законам. Работник поезда никогда не заговорит с пассажиром, не ступит на землю за пределами железнодорожной полосы. Эти люди рождаются, живут и умирают в поезде, всю жизнь проводя в бесконечном движении. Такова плата за право пересекать пустоши, полные враждебных духов и радиоактивного снега. Большая часть курсирующих ныне поездов была создана очень давно, при помощи передовых тогда технологий и могущественных пактов с духами дорог и лоа странствий, прежде всего — с Легбой. Теперь, укрепленные свинцом, химическими сорбентами и охранными чарами стены вагонов — это все, что отделяет людей, железнодорожников и пассажиров, от смертоносного дыхания ядерной зимы.

Зима… Fimbulvetr — так называют ее Далин и Нэслунд, рекруты-скандинавы. В их родной религии так называется великий холод перед Рагнареком, зима в которую духи умерших вырвутся из Хельхейма на горе живым. Точность этого предсказания заставила многих обратиться к скандинавскому язычеству.

Оба, и Далин, и Нэслунд — беженцы, искалеченные атомной войной. Оба добрались до Канады уже при смерти: лучевая болезнь, прогрессирующие раковые опухоли, нарушенный метаболизм, сожженные легкие. Но в отличие от сотен других беглецов, у них, профи, был шанс на спасение. Лучше жить рекрутом, чем долгие месяцы умирать, думая только, как протянуть от одной дозы морфина до другой.