Андрей Золот - Золотой цветок

– Хоть это радует, – улыбнулся дед. – Значит, пойдем дальше. Пять километров больше, пять меньше – что нам, молодым…

– Тогда пошли, молодежь! – приободрил всех Синицын. – Ищущий да найдет!

– Вот! – обрадовался Василий Александрович. – Слышу оптимистичные нотки! И на тебя, археолог, горы влияют положительно.

Синицын ничего не ответил, молча надел рюкзак и, как обычно – никого не дожидаясь, двинулся вперед вдоль скалы.

Чем дальше мы шли, тем скалы становились все выше и все неприступней. Надежды на то, что мы сможем впереди найти то место для подъема, которое я видел когда-то, таяли с каждым шагом.

– Этого пути я не видел, – сказал я, когда мы остановились передохнуть. – Такие скалы мне запомнились бы… Мы прошли наш подъем…

– Я не заметил ни одного места, где можно было бы подняться… – сказал Синицын.

– Да, это так… – согласился с ним Василий Александрович.

– А также правда и то, что путь, по которому мы сейчас прошли, запечатлился бы у меня в памяти…

– Может быть, наш проход завалило камнями во время дождя? – предположил Вася.

– Я тоже об этом подумал, – кивнул Синицын. – Если он завален, то нам надо искать другой и желательно наименее рискованный путь.

– Я таких унылых мест еще не видел… – вид у Василия Александровича стал совсем хмурый. – Но выход есть – предлагаю открыть Цветок.

– Вот это – дело! – согласилась вся команда в предвкушении чего-то интересного.

Синицын, не возражая, достал Цветок, положил его на большой камень и уселся рядом на рюкзак. Ни слова не говоря, все расселись вокруг камня. Володя, не мешкая, достал из внутреннего кармана ключ, приложил его к Цветку, и все замерли в ожидании новых открытий и новых ощущений. Несколько секунд ожидания остановили время, ветер и дождь стихли. В голове сплошным потоком пронеслись воспоминания о прошлом открытии нашей реликвии. Крышка Цветка сдвинулась с места, и во мне сразу возникли знакомые, приятные ощущения, пронизывающие все тело. У всех на лицах разлилась улыбка блаженства. Цветок открылся полностью, и радуга ощущений заиграла всеми красками. Я почувствовал сильное влечение к Цветку, захотелось взять его в руки, раствориться в нем; вся моя сущность жаждала стать с Золотым цветком одним целым, уйти в божественное наслаждение и никогда не выходить из него. Моя рука уже дернулась взять Цветок в руки, но неожиданно я почувствовал сильную тревогу в сердце. Это меня насторожило, и я остановил свой порыв, задумавшись о возможной причине тревоги, спросив себя: откуда он – этот страх? Почему? В голове моментально возникло понимание, что моя тяга к Цветку только физическая, мое тело и мозг хочет быть совершенным, но душа понимает, что совершенство достигается постепенно и посылает импульсы тревоги моему сердцу, органу, который является вместилищем души. Как только я получил ответ и понял, что тревога происходит от тяги к Золотому цветку, я отбросил мысль о моем воссоединении с ним в одно целое, и тяга сразу пропала.

– Куда нам идти дальше? – задал я вопрос.

В голове возник путь, по которому нам следовало идти. Но это был уже не тот маршрут, виденный мною ранее.

– Ну, что видишь? – спросил Василий Александрович.

Я услышал его слова, но ничего не ответил, стараясь запомнить дорогу до мельчайших подробностей.

Скалы, снега, утесы проносились перед глазами так, как если бы я шел сейчас в ускоренном темпе по известному мне пути. Когда виртуальный показ закончился, я мысленно спросил: «Почему сейчас путь изменился?»

И я увидел: сильный ливень, потоки воды с горы увлекают за собой камни, они скатываются, толкая перед собой большие валуны, и постепенно образуется сильный камнепад. Он быстро стихает, остановленный скальной стеной. В одном месте, у самого большого каменного выступа, скопилось настолько много камней, что, когда на него падает последний огромный валун, скала не выдерживает и обваливается, устремляясь всей своей многотонной массой к подножию горы, но, не достигнув самого низа, она застревает в проходе между двух других скал, закрывая его. Так наш проход закрыла обвалившаяся скала.

Поэтому мы и не нашли его.

Я вдруг понимаю, что получаю от Цветка ответы на все задаваемые мной вопросы, и решаюсь задать еще несколько…

– Что сейчас делает Анфиса? – спросил я первое, что пришло в голову.

Моментально возникла виртуальная картинка комнаты в особняке: Анфиса, как загнанный зверь, мечется из угла в угол по комнате, глаза заплаканы и на лице ничего, кроме страдания… Мне стало ее нестерпимо жалко, захотелось закричать со всей силы:

– Уезжай! Отправляйся к отцу!

И эти слова прозвучали. Но – только в моем сознании. Но я увидел, как Анфиса вдруг остановилась посреди комнаты, словно услышав мои слова.

«Уезжай к отцу, мы уже в горах», – произнес я…

Она замерла на месте, прислушиваясь.

«Толик, это ты? Ты здесь?» – отчетливо услышал я голос Анфисы, и все во мне замерло от неожиданности.

Неожиданно в сознании возникло объяснение: «Я могу телепортировать мысли и получать ответы на них…»

«Мы в горах. Ты меня слышишь?» – передаю я Анфисе.

Она, растерянная, с испуганным лицом, подходит к креслу и, едва не промахнувшись, уселась на его краешек.

«Я слышу тебя», – отвечает голос Анфисы, она озирается по сторонам, пытаясь меня увидеть.

«Мы открыли Золотой цветок, идем через горы туда, куда он показывает. Я с ним контактирую и когда он открыт, вижу путь к месту назначения», – посылаю я свои мысли Анфисе.

Она вскочила с кресла и стала растерянно метаться по комнате.

«Ты мне передаешь мысли?» – слышу я ее слова…

«Если у меня не галлюцинации, то да», – отвечаю я ей.

«Я тебя слышу, как будто ты в этой комнате», – звучит в ушах…

– Толик, ты с нами? – отвлекает меня тревожный голос Синицына и его жестикуляция перед моим лицом.

– Не совсем… – медленно говорю я. – Я с Анфисой…

Команда недоумевающе переглянулась.

– Хорош о бабах думать! – произнес дед. – Шкатулку куда нам нести, узнавай, и пошли дальше…

«Интересно, есть ли у Василия Александровича любимый человек?.. Или хотя бы был ли когда-нибудь?.. И есть ли у него дети?..» – мелькнули мысли.

…И в сознании появляется картина: молодой парень с девушкой… в маленькой комнатке… весело смеются и шепчутся… Я узнаю в лице парня знакомые черты. Это – Вася, лет шестнадцати-семнадцати, а девушка эта – та, которую он когда-то любил. Кадр уплывает из головы и появляется новый. Эта же девушка, рыжая с веснушками, с маленьким ребенком на руках, но Васи рядом нет. Кадры начинают меняться. Перед глазами пролетает жизнь рыжей девочки и ее ребенка, тоже девочки. Она взрослеет, выходит замуж, рожает детей, а ее мать – миловидная, рыжая женщина – все время одна, Василия Александровича рядом нет. Его любовь старится и умирает, вот уже и ребенок в преклонном возрасте, в окружении своих детей, ее внуков, Васиных правнуков. Он про них не знает, понимаю я после того, как кадры пропадают и возникают другие: Василий Александрович уже старше, с молодой женщиной, стройной, красивой, с белокурыми волосами. На их лицах светится счастье. Кадры меняются: женщина одна, с маленьким ребенком на руках. Василия Александровича рядом нет. Ребенок растет – мальчик. Влюбляется, женится, у него появляются дети. Дети вырастают, и у них тоже появляются дети. Последний кадр: большой дом, старая женщина (когда-то молодая, белокурая спутница Василия Александровича), в окружении детей, правнуков. Он про них не знает, понимаю я. Все пропадает. Возвращается реальность.