Антон Корнилов - Пастухи чудовищ

– Я, значит… – с трудом выговорил я, – для тебя не навсегда? И у нас с тобой просто любовь? Которая… не больше чем любовь?

Она промолчала.

– А ты для меня – навсегда, – сказал я. И почувствовал, что слова эти получились тяжелыми, неуклюжими и ненужными. Как сломанные гантели.

– Я одна во всем виновата, – произнесла она. – И перед Максом, и перед тобой. Дрянь я, Маугли. Не надо было мне… Я и с тобой уже не могу. И с ним теперь не смогу.

Ветка отняла у меня руку. Или это я выпустил ее ладонь из своей?

– Ну прости меня, Маугли, – совсем уж неслышно выговорила она. – Думаешь, мне легко? Я не могу допустить, чтобы он погиб. Не могу, и все. Если я с ним буду… может быть, у нас получится выбраться живыми…

«А я не могу допустить, чтобы ты погибла, – хотел сказать я, но почему-то не сказал. – А Дега не может допустить моей смерти, – подумал я еще. – И каждый предыдущий готов умереть за следующего. Какая-то цепочка получается… Абсолютно неразрывная цепочка. Потому что узы, скрепляющие нас, неподвластны страху смерти, а значит – неподвластны и самой смерти. Что тогда может быть в этом мире прочнее?»

И эта мысль вдруг перевернулась у меня в голове, обнажив на миг какую-то свою, незаметную ранее, сокровенную суть… Которую я не успел толком прочувствовать.

Потому что Ветка вдруг пружинисто скользнула из моего поля зрения. И почти одновременно с этим я услышал негромкое восклицание Деги:

– Доигрались! А я предупреждал!

Я рывком развернулся. С двух сторон, приближаясь, маячили между древесными стволами силуэты в армейском камуфляже. Мой кореш вскинул автомат, но Макс перехватил его руку:

– Не вздумай палить! Это порченые всего-навсего…

– Дега, Умник! – коротко распорядилась Ветка, уже другая Ветка, собранная, уверенная в себе. – Берите того, что слева. Правый – мой. Действуем, как обычно!

Она метнулась к намеченной жертве. Мы с Дегой, переглянувшись, без слов распределили роли. Я согласно кивнул просительному взгляду кореша и, петляя, побежал вперед. Мертвяк ускорился навстречу мне, вытянул руки, низко и грубо захрюкал.

Обогнав меня, Дега взлетел на нижнюю ветвь дерева, стоящего на пути «нашего» порченого, подтянулся…

Я замер, готовый ударить или отпрыгнуть. Ни того ни другого не потребовалось. Мой кореш, подгадав момент, спустил ноги, молниеносно обхватил ими шею порченого, резко крутнулся. Хрустнув сломанными позвонками, порченый повалился в снег.

Макс позади одобрительно произнес:

– Неплохо…

Отирая руки о куртку, подошла к нам Ветка. Как раз тогда, когда Дега, спрыгнув, добил прикладом обездвиженную тварь.

– Свеженький, – присмотревшись, сообщил он. – Совсем-совсем свеженький.

– И у меня, – сказала Ветка. – Видно, вчера еще живыми людьми были…

– Очередные дезертиры! – сказал мой кореш. – Редеет гарнизон-то… А как ты так точно возраст порченых определяешь, Вет?

– По цвету кожных покровов, как же еще…

– Минуту внимания, юные натуралисты! – громко проговорил Макс.

Мы – все трое – повернулись к нему. Брахман стоял перед нами уже спокойный и серьезный. Смирился, видимо, с неизбежным, сделал над собой усилие, решил действовать конструктивно. А, впрочем, теперь ему по-другому и нельзя было. Теперь мы четверо стали соратники, одно целое. Ватага, готовящаяся к тяжкому махалову. Решающему, черт побери, махалову.

– Раз уж все так вышло, препираться дальше смысла не имеет, – продолжил он.

– Наконец-то дошло… – тихонько прокомментировал Дега.

Макс не обратил на него внимания, не сбился.

– Поэтому объявляю бессрочное перемирие. Ни у кого нет возражений? Это славно, факт… Может, и вправду удастся живыми отсюда выбраться. Хоть кому-то. Хотя это, само собой, не главное. Главное – дело сделать. А посему давайте-ка в ускоренном темпе обсудим дальнейший план и внесем в него необходимые коррективы. Значит, так… Дорога здесь одна, и грузовики со стройматериалами больше нигде пройти не могут. Нам нужна одна из таких машин…

Мы залегли за деревьями на обочине лесной дороги, на крутом повороте. «Как партизаны в Великую Отечественную», – мелькнуло у меня сравнение. Я – вместе с Максом, Дега – с Веткой по другую сторону дороги.

Лежали мы уже около четверти часа, лежали молча, ни я не пытался заговорить с брахманом, ни он со мной… За эти четверть часа мимо нас в направлении ОСО-один, шатаясь, проковылял еще один порченый. Он был гол, даже больше, чем гол… Грязно-серая кожа сползала с него клочьями, под грудью зияла большая дыра, оскаленная желтыми полукружьями ребер, а лицо представляло собой бесформенное застывшее темное месиво. Трогать мы его не стали.

Издалека послышался шум мотора.

Макс чуть пошевелился рядом.

– Делаем, как условились, – прошептал он, глядя перед собой, не на меня. – Давай еще раз, чтоб ничего не перепутать. В машине должны быть двое – водила и стрелок. На КПП у водил проверяют документы и пропуска, а у стрелков ничего не проверяют. В крайнем случае, если особо въедливый часовой попадется, – только документы, потому что никакие пропуска стрелкам не полагаются. Как нам любезно поведал наш малость неадекватный гость, успешно, впрочем, приведенный в чувство Семенычем… Извечный русский бардак, из которого, к слову сказать, только сами русские выгоду извлечь и способны. Договор заключен с конторой дальнобоев, а у них стрелки на неофициальном положении, сам понимаешь: без охраны нынче нельзя, а дополнительных налогов никому платить не хочется.

– Знаю я…

– Ну да, подзабыл уже, чей ты сын… Итак, захватываем грузовик. Водилу я беру на себя, сажусь рядом, изображая стрелка, – опыт у меня, кстати, такой есть. Ветка со мной, настоящего стрелка, разоруженного и обездвиженного, контролирует в курятнике… Так, по-моему, спальное место в кабине называется? Курятник?

– Курятник. А не проще стрелка за борт выбросить? Лишние-то проблемы к чему?

– Не проще, – отрезал Макс. – Как раз если выкинуть, лишние проблемы и образуются. Машины идут одна за другой, кто-нибудь его подберет. Может успеть помешать… И в кузов его перебазировать тоже нецелесообразно – несколько лишних минут потеряем.

– Глушануть – и в снег, за обочину. Не помешает.

– Замерзнет, если в снег-то. Или порченые наткнутся, разорвут. А ты кровожадный, Умник. Одно слово – Маугли. Звереныш. А ведь не первый день в Монастыре…

– А ты добренький, – не удержался, чтоб не огрызнуться, я, решив не переходить обратно с «ты» на «вы». Это так соперничество за Ветку нас уравняло: меня, пацана с Гагаринки, и его, лобстера-старшака. – Этот-то стрелок, которого ты пожалел, изловчится – и Ветке нож под ребро всадит. Может ведь такое быть? Может. И тебе сзади башку проломит. А следом и мы на тот свет уйдем, как тревога подымется. Получается, из-за одного не нашего четверо наших погибнет…