Мария Ровная - Диалоги о ксенофилии [СИ]

Он прижался лбом к Дарьиной ладони. Она погладила его по лицу, запутала пальцы в жёстких кольцах волос.

– Почему ей нельзя купаться?

– Море её убьёт.

– Что за ерунда?… – вырвалось у Дарьи.

– Кем я мечтал быть в детстве? Юэнсином. Пожарником. Корсаром. Автоматом по продаже пепси-колы. Но пастырем заблудших землян? Никогда!

Дарья, рассвирепев, схватила его за ухо. Джон сгрёб её и держал, пока она не устала брыкаться.

– Сдавайся, – запыхавшись, потребовала Дарья. – Ты окружён. Сопротивление бесполезно.

– Сдаюсь, – Джон аккуратно поставил её на стул. – Давай оденемся. Пари держу: бельсёра уже мчится меня допрашивать.

_ _ _

– Вот вы где, – Анна встала в позу под сенью граната и с выражением продекламировала: – Люди, братья мои, берите с меня пример! Я душу свою очищаю добром и любовью ко всем.

– Ой, что это? – испуганно пискнула Дарья.

Ворон слетел с Джонова плеча и, шокированный, покинул патио. Джон продолжал невозмутимо курить кальян.

– Панфил Забелин, местный поэт, – Анна устроилась среди подушек. – Мы познакомились в храме культуры. Долго и участливо выспрашивал, что со мной приключилось, а потом неделю потчевал меня своими опусами. О море и о своей духовности. Нет, две недели.

– Ты сама раскрутила его на стихи! – уличил её Игорь. – И я был вынужден целый месяц слушать это… этот…

– Ты сидел и рисовал свои наброски. И ведь интересно же, Игорь! А рифмы! – Анну душил восторг. – А ритм! Эта экстравагантнейшая помесь паузника, фразовика и силлабического вирша! А пафос какой! «На ласковых ладонях волн лежу я, дум великих полн…».

Джон погрозил ей длинным белым пальцем:

– Это уже не Забелин. Это уже Хэйно хулиганит. А где наброски?

– Я Панфилу отдал.

Джон, со вкусом присвистнув, протянул:

– Бизнесмен.

– Ему очень понравились, – покраснев, стал оправдываться Игорь. – И потом, он был в таком отчаянии…

– Почему в отчаянии? – вмешалась Дарья. – Аська!…

– Виновата. Я прочла ему Хайяма, – Анна посерьёзнела. – Самое печальное, что он действительно поэт, а не графоман. Поэт во всём – кроме дара Божьего. И понимает, что пишет чушь. Он похож на спаниеля, правда, Игорь?

– Точно. На доброго грустного спаниеля. Всё понимает, а сказать не может.

– Может, зря я влезла с Хайямом?

– Я думаю, не зря. Он был потрясён.

– Слишком потрясён. На аксоргиан искусство действует сокрушительно. Панфил был в таком раздрае, что теперь я боюсь: не опасно ли и ему купаться? Или океан уничтожает только старых, безнадёжно больных и ущербных, Джарианнон?

– Океан не может уничтожать, – запротестовала Дарья. – Как ты не чувствуешь: он источает любовь.

– Одно другому не мешает.

Джон отставил кальян и задумчиво сплёл пальцы на колене.

– Вы обе правы, квазисёстры. Люди уходят в океан добровольно, ища и обретая в нём нирвану. Он врачует все страдания, физические и душевные. В том числе и смертью, если страдание неустранимо. Вам претит идея эвтаназии, потому что вы дети христианской культуры. Вспомните: существуют другие культуры и другие взгляды на проблему смерти.

– Твой спич предназначен скорее Игорю, чем мне или Дарье. Дело не только в эвтаназии. Если я правильно поняла, океан втянул колонистов в симбиоз. И мы ничего не знаем о своём симбионте. Не знаем даже, насколько он разумен и сколько включает видов. Или тебе что-нибудь всё же известно?

– Мне известно лишь, что люди ему необходимы, -ответил Джон. – Необходимы настолько, что он по мере роста населения рождает для нас сушу. Когда Аксентьев с Оргондоем открыли планету, на ней был один-единственный остров – Ракудо.

– Как возникают острова? – встрепенулся Игорь. – Извержением или…

– Всплывают.

– А из каких пород сложены?

– В этом я не компетентен. Там травка, деревья… Кстати, неделю назад всплыл один, милях в двадцати к северу. Говорят, красивый. Давайте сгоняем на яхте, посмотрим.

Но Анна не желала менять тему.

– Но и он знает о людях немногим больше. Иначе не стал бы ломать им психику ксенофобией, страхом высоты и детским бегством от страданий. Вероятно, он даже не различает нас как индивидуальности, разве что замечает… м-м… некондиционные особи. Тогда мы можем установить с ним контакт.

– Хм…

– Через меня. Если я войду в воду, океан обратит на меня внимание. И вы с Дарьей, подключившись, попробуете втолковать ему…

– Ты сколько сонетов перевела? – вкрадчиво осведомился Джон.

Анна яростно мотнула головой:

– Ты не купишь меня даже Ванором.

– Что тебе нужно, в конце концов?! – взорвался Нэвилл. – Чего ты хочешь? Разрушить гомеостаз? Зачем? Освободить колонистов от психического паразита? А ты не подумала, что без него колония обречена? Океан даёт людям пресную воду, изобильную землю, синие алмазы, здоровье, мир, радость жизни! А берёт взамен всего лишь творческие способности.

– Да не берёт он у них творческие способности! Наоборот, стимулирует!

– Что-что?…

– Вот они-то, наверное, ему и нужны. Человеческий взгляд на мир. Создание небывалой духовной информации. Океан так старается создать колонистам условия для творчества! Он не понимает простых вещей. Во-первых, колония не может развиваться замкнуто, ей нужны связи с внешним миром. Они и сейчас существуют, но в каких уродливых формах! Во-вторых, человек до тех пор человек, пока он выше головы. Пока он смотрит вверх. Лишить его неба, звёзд, полётов – это лоботомия. И в-третьих, нет привязи прочнее любви. Океану нет нужды отпугивать детей от странствий. Все их дороги рано или поздно приведут домой, к маме-океану. Я думаю, тогда ему не придётся и так ревностно искоренять страдание. Аксоргиане научатся взрослеть, переплавляя боль в силу или в мудрость. Ну должны же мы объяснить ему, неужели он не поймёт? Дашенька, Джек, у нас единственный шанс, уникальное совпадение всех «за». Приманка, обезображенная до такой степени, что океан клюнет на неё, не раздумывая; приманка, умеющая дышать под водой, способная противостоять его внушению и ни в грош не ценящая нирвану. И два мощнейших эмпата, один из которых – хэйнит, выросший в океане, в любви к нему, но неподвластный никаким его фокусам…

– Полухэйнит, – поправил Джон, наматывая на палец волосы.

– Тем более, – с безупречной логикой отчеканила Анна. – А второй эмпат в резонансе и с тобой, и со мной. Нам так повезло! Кто ещё справится, если не мы?

– На все твои «за» есть чудовищное «против», – заметила Дарья. – Для тебя эта затея может кончиться смертью.

– Дудки, – голос Анны дышал убеждённостью почти гипнотической силы. – Ничего со мной не случится. Рядом будете вы.

– Я тебе не верю, – внезапно произнёс Игорь.

– Почему? – она обернулась к нему и увидела в его синих глазах ледяное плато. Закусила губу. – А Дарье поверишь? Дашенька, прозондируй меня. Я ищу смерти?