Андрей Круз - Вне закона

– Уважаемый, вы, часом, не Петр будете? – спросил толстяк.

Глаза его опустились вниз и сфокусировались на ружье, которое я держал в руке. Но никаких резких движений он не делал.

– Петром и буду, – подтвердил я.

Глупо отрицать, магазин-то мой. Даже спрашивать «а кто интересуется» смысла нет.

– Меня Слава Мамон зовут, – представился лысый. – Из Желтухино я.

Вот как? Сам приехал?

– Я слушаю.

Пожимать друг другу руки никто не стал, да и не собирался. Я даже ружье перехватил поудобней, что не ускользнуло от внимания Мамона.

– Мы тут кипешить не хотим, не надо, – сказал он. – Для разговора пришли.

Я просто пожал плечами и выжидательно смотрел на него. Каким бы Мамон в Желтухино авторитетом ни был, тут он по большому счету никто. Тем более что русских здесь квартал, а город в основном американский, так что авторитеты другие. К тому же если он «кипишнет», то я его убью. И остальных двоих вместе с ним, Виталя подключится. И тогда моя проблема с Желтухино решится сама по себе. И никто мне слова не скажет, потому что я буду прав, а Мамон здесь чужой.

А может, так и сделать? Других свидетелей-то нет, а причина у них меня завалить есть. Другое дело, что сам бы Мамон на мокруху не пошел, людей бы прислал, а тут он сам. Любому понимающему ясно, что для разговора. Только вот разговор мог ведь по-разному пойти, верно?

Плохо то, что хорошее воспитание начать первым не дает. А как бы все было просто…

– Не надо меня здесь валить, – вдруг сказал он. – Не поможет.

– Чего это? Обычно помогает. – Я усмехнулся, но получилось как-то нервно.

– Потому что за меня другой человек встанет, а он знает, куда и зачем я поехал.

– Так мне другой человек, может, спасибо скажет за то, что, так сказать, на новую должность заступил, – высказал я вполне реальную гипотезу.

– Скажет, – подтвердил Мамон. – И завалит, потому что братва не поймет. Так что все равно.

– Как скажете, – не стал я спорить.

– Ты мое золото ищешь, так? – спросил он.

Именно что «спросил». Тут же на «ты» перешел и вроде как ситуацию разложил, мол, золото его, а я на него покушаюсь.

– Золото – оно просто золото, – усмехнулся я, чувствуя легкий прилив адреналина, потому что я сразу пошел на обострение беседы. – На нем серийных номеров нет.

– То золото, что ты ищешь, – оно наше, – вздохнув, словно беседуя с непонятливым, сказал Мамон. – У нас людей за него положили. И ты двоих убил. И ранил одного. Так чье оно?

С недоумением пожав плечами, я сказал:

– Я твоих не трогал первым, это они за стволы хвататься начали, как меня увидели. И засаду на меня они зачем устраивали, а? Не разъяснишь?

– Потому что ты за нашим рыжьем ходишь, что непонятного? – развел руками Мамон. – И не убивать они тебя должны были, а ко мне привести.

– Меня и просто пригласить можно было. – Я уже засмеялся, подсознательно надеясь Мамона разозлить. – Я бы не отказался. В чем проблема по-людски поговорить?

– Нет претензий к этому у нас, все! – Он поднял руки открытыми ладонями ко мне. – Мы накосячили – нам откликнулось. Но золото наше, от этого ничего не изменилось.

– И что из этого? Вы его уже нашли или где? – удивился я. – Я его у вас украсть хочу, что ли? Вы его уже про… пролюбили, ко мне какие претензии?

– Претензии? Да никаких претензий, кто слово про претензии сказал? – возмутился Мамон. – За другое перетереть хочу.

Тут он меня чуток озадачил, сознаюсь.

– О чем?

– У тебя карта есть, – сказал он, и вопросом это не было, скорее утверждением.

– И?

– Я сейчас в карман залезу, не грохнешь меня?

– Медленно.

Мамон кивнул, аккуратно левой рукой откинул борт куртки, а правой так же аккуратно вытащил из кармана конверт из грубой бумаги.

– Здесь десятка, – сказал он. – Возьми, отдай нам карту и оставь это дело. За десятку ты еще два магазина откроешь и никакого головняка при этом. А мы искать золото пойдем. Считай, что ты его нашел и долю получил.

– А если я его и вправду найду, то какая доля будет?

Мамон задумался. Не о доле явно, а о том, что я сказал. Такого развития разговора он не предполагал, похоже. Я тоже не предполагал, но не вижу пока другого выхода. Мне Мамона с его людьми на горбу точно не хватает для полного набора проблем, если я дальше золото искать буду. А так я хотя бы от этой проблемы избавлюсь. Или деньги взять?

– Треть, наверное, – сказал вдруг Мамон, хотя мне уже казалось, что он решил мой вопрос проигнорировать. – Там было золота на сто сорок тысяч. Треть разошлась, как я думаю. Треть возьми себе, пусть это тридцать пять косых будет. Остальное нам верни.

– А если я золото найду, но там его меньше? Как докажу, что не зажал?

– Не знаю, – ответил Мамон. – Поэтому ты лучше лавэ возьми и не лезь в это дело. Скажи нам, где искать, и мы дальше сами.

– А я без понятия, где искать, – усмехнулся я. – Вообще. Как думаешь, зачем я в Желтухино ехал?

– Зачем?

– Думал, что они его там закопали. Но ошибся. И теперь не знаю, что дальше делать.

– А карта?

– А карта там никакая, надо сперва место знать. Вот тут причал, а вот тут сарай. Ищи в сарае. Вот и вся карта.

Тут уже Мамон заметно озадачился. Потом все же спросил:

– И где она?

– Да сжег давно, я ее запомнил. Там вся карта три квадратика и пунктирчик, что там запоминать?

Теперь все три визитера переглянулись. Я думаю, что для Мамона, который до этого разговаривал один и на охрану свою внимания не обращал, это было знаком крайней растерянности. И ведь главное – никто никому ничего доказать в этой ситуации не может, только на веру все брать надо. И что карту я запомнил и сжег, и что золота было на сто сорок тысяч, и что если я найду, то отдам обещанное, и даже то, что меня после этого не грохнут – чисто на доверии, по-другому и не скажешь.

– Нарисовать карту сможешь? – спросил в конце концов Мамон.

– Да без проблем.

Опять пауза. Затем он сказал:

– Мне подумать надо. И с братвой посоветоваться. Где тебя вечером найти можно?

– В салуне. Весь вечер там буду.

– Я приду, – кивнул Мамон. – Реально не могу сейчас ничего сказать, растерянный весь. Давай до вечера.

И на этом вся троица вышла из магазина. Я выдохнул и тоже сильно задумался.

Мамон, видимо в знак мирных намерений, пришел в салун один. К этому времени мы с Хадсоном уже оккупировали наш привычный столик и пили там пиво, закусывая его тонко нарезанной вяленой олениной, которую Хадсон и принес, похвастаться вроде как. При виде Мамона я гостеприимно отодвинул для него стул и даже спросил, что тот пить будет.

– Тоже пиво, – сказал он, усаживаясь за стол.

Я даже не поленился сам сходить к стойке, где Бак наполнил и передал мне три кружки, которые я обратно и притащил, изображая гостеприимного хозяина, расставив их по столу.