Петр Воробьев - Разбой

– Иронично, – Вамба отставил кружку. – Тебе из Поморья до Сатиса уж никак не через Винланд добираться. Почто ж сразу с их эргастерием не поговорил?

– Так дурь, козе на смех. Между Сатисом и Волыном дрязга идёт уж больше десяти лет. Волын строил было токамак для «Гулльвейг», не осилили.

– Что ж так?

– Плазменный жгут терял слишком много тепла. Синтез не шёл, оболочка перегревалась. Взамен решили подрядить Сатис, переделать корабль под атомный распад. Потом по горячим следам «Емшана», – янтароморец фыркнул, веселясь собственной довольно жуткой шутке. – Спохватились, что с машиной распада вместо токамака она на несколько веков загадит всё побережье выхлопом. Так недостроенная и стоит.

– Как же вдруг о таком великом предприятии недодумали-то?

– Не вдруг. Дело прахом пошло из-за усобицы мистагогов. Сеймур Кнутлинг на Уседоме и Ладомир из Сатиса некстати принялись меряться удами. Сеймур и так горд да горяч, так ещё ему Психофоро нашёптывал всякую дрянь. Даже обидно, когда два таких великих мужа ссорятся не из-за красавицы, не из-за сокровища, а считай что на пустом месте…

– Сеймур, Ладомир, а ты-то там причём?

– Так я из Сеймурова мистериона! Сатис – в круге земном последнее место, куда мне идти за помощью!

– Что ж, так и получится. Ирония – весь земной круг облетишь, чтоб за три гросса рёст попасть. А помогут-то?

– С письмом к Ладомиру от самого Осфо? Теперь пусть только попробуют не помочь!

Колёсная лира Ингмара и гармонь Нажира смолкли. Адусвинта извлекла из скрипки заключительную последовательность звуков и опустила смычок. Последовало вежливое рукоплескание. Скоморохи [170]временно удалились, Бакуня и купчиха принялись раскланиваться друг с другом, купчиха – стараясь дать турболётчику возможность заглянуть в вырез своего платья, лётчик – стремясь в полной мере оценить частично сокрытые шёлком и горностаем формы. Винландская дева снисходительно потрепала Мировида по щеке, подбежала к Вамбе, и уселась на подлокотник его кресла.

Купец, до того дремавший, разлепил один глаз, макнул ранее недоеденный расстегай в миску с остатками раковой похлёбки, подкрепился им, и возгласил:

– Толлак Рейрович, кормить-то когда будешь?

– После кинокартины, Левота свет Уморович! Может, пока налимьей печёнкой перекусишь? Или балычком?

– Искуситель! Вели и того, и другого, и мозгов морского козла!

Безмер подавальщик пошёл было в сторону камбуза, но Толлак остановил его, подняв в воздух руку и вновь обратившись к купцу:

– Левота-батюшка, под мозги, не соизволишь уисгебы отведать? Охен Тотшен, заветный бочоночек, с самой Альбы…

«Батюшка» обмахнул бороду рушником, вследствие чего примерно половина украшавших её кусков вязиги, яйца, и рубленого лука перекочевала на юбки несвоевременно воссоединившейся с Левотой супруги. Та бросила преувеличенно страдальческий взгляд в сторону Бакуни. Таким образом приведя себя в порядок, купец вслух рассудил:

– Уисгеба альбингская на крепость да на вкус, что торф в болотной воде развести. Не гораздо её под мозги, не гораздо!

Кратковременно закручинившись от однозначности собственного определения, золотопоясный муж сгорбил плечи, опустил очи долу, и потёр переносицу пальцем, оставляя жирный след. Затем он распрямил спину и на всю палубу заговорщицки шепнул:

– Безмерко! Мой балдырган [171]ещё остался?

– Остался, Левота Уморович!

– По чарке всем попутчикам, по чарке всем ватажникам, и нам с Пресияной Шуновной штофик!

– Кроме тем, кого на вахте! – предостерёг Бакуня.

Толлак кивнул, Безмер отправился на камбуз. Не очень успешно борясь с улыбкой, стюард поднялся со своего места у приборной доски с переговорным устройством, чтобы объявить:

– Гости дорогие, через три диалепта, мы покажем новости и кинокартину «Проклятие сирены».

Ближайшее свободное место было рядом с троицей схоластов-искателей приключений, известной уничтожением аэронаосов, взятием замков, и угоном поездов. На «Хранительнице», они держались преимущественно вместе с турболётчиками, за вычетом времени, проводимого на лётной палубе, как полагалось схоластам, в боевых упражнениях. Старший из троих, прозванный Самбором, был довольно ловок с древнего вида альбингским лезвием. Этот широкоплечий янтароморец сейчас привстал, изобразив полупоклон.

– Как величать тебя?

– К#варе.

Схоласт на миг задумался, чему-то обрадовался, и неожиданно выдал вроде бы на хе́сек [172]:

– #аи тсес! Матиса?

К#варе пожала плечами и села в кресло, янтароморец вопросительно посмотрел на неё. Пришлось объяснить:

– Я из племени Уурлам, мы уже века полтора как перешли на танско-венедский. Кроме имён и сказаний, разумеется. Я не сказительница, языка не знаю.

– У… урлам? – с разочарованием в голосе повторил Лодмунд электрик. – Ты разве не из кайсан Костяного Берега?

К#варе вздохнула.

– И Уурлам, и Хесек – кайсане. Все двенадцать колен кайсан происходят от семи прародителей.

– Это как? – удивился Вамба.

– Во время Фимбулвинтера, по мифу, все народы Синей Земли вымерли, кроме этих семерых.

– Синюю Землю ж ледники вроде не покрыли? – уточнил схоласт.

– На юге были и ледники, а севернее – тысячелетняя засуха, – объяснил Самбор.

– Все кайсане – потомки четырёх жён и трёх мужей, нашедших непересыхающий источник, – продолжила К#варе. – Они выжили, но забыли металлургию и даже письменность, пока третий вождь Цхом#арамаб не решил повидать земной круг. Умнее не нашёл, как наняться кочегаром на энгульсейский корабль. Дослужился до шкипера, побывал и на Килее, и в Винланде, и в Танемарке, и даже в Динланде, потом вернулся, и рассказал старейшинам, что у нас копья с кремнёвыми наконечниками, а у танов с венедами – самострелы и ручницы. Старейшины колен Цайша#ен, Цкаман, и #хай#ханан напугались, и решили, что если срочно заново не научить соплеменников металлургии, химии, и так далее, нас с земли сживут. Послали сыновей с дочерьми за Пурпурное море учиться, а из-за моря зазвали грамотников. Четвёртый вождь, Цхом#арамабов сын, даже взял танско-венедское имя, Ислейф, и вернулся в развалины Хауша#нас. При нём там построили новый город, школу, литейню, и капища Магни с Яросветом. С Ислейфа конунга, новый обычай и пошёл.

– А Хесек? – спросил Лодмунд.

– Это остальные девять колен. Так и продолжали охотиться на саблезубых котов и стайных жаблацмок с копьями.

К#варе снова вздохнула и замолчала.

– Сними тяжесть с души, расскажи про твою печаль, – сказала винландская дева.

– Пришёл Хлодокар из Микильборга на Костяной Берег, только тогда он ещё назывался Берегом Котиков. Подрядился построить железную дорогу для Хейна конунга от гавани Йеронго до рудников Сумеб. Хейн конунг, пятый вождь трёх колен Уурлам и внучатый племянник Ислейфа, не знал, что Хлодокара с ватагой уже объявили вне закона в Динланде. Дорогу начали строить, потом работники стали жаловаться, что им за несколько месяцев плату задолжали. Дальше и жалобы прекратились, и сами работники куда-то пропали. Хлодокар сказал, мол, не дождались получки и ушли. Новых наняли, снова плату задолжали. А как дорогу достроили, Хлодокар гавань с рудниками захватил, а уурламских строителей пленил и в открытую продал в рабство. Хорошую цену взял, мол, небольшие, собой ладные, умельцы, полиглоты! Стоило ради этого танско-венедскому и ремёслам учиться!