Оливер Боуден - Assassins Creed. Ренессанс

Дав Аудиторе устроиться и немного отдохнуть, Макиавелли повел его к внушительным строениям монастыря Святого Марка. Оглядев стены, Эцио покачал головой.

– Брать монастырь штурмом опасно, – сказал он. – Особенно когда Яблоко в руках Савонаролы.

– Ты прав, – согласился Макиавелли. – Но разве у нас есть выбор?

– Не считая правителей города, у остальных все еще своя голова на плечах?

– Оптимист, возможно, побился бы об заклад, что да, – сказал Макиавелли.

– Сдается мне, что они следуют за Монахом не по доброй воле, а из страха и по принуждению. Как тебе такая мысль?

– Согласен. Утверждать обратное может лишь сам Савонарола и его приспешники.

– Тогда я предлагаю воспользоваться сложившимся положением. Если мы устраним окружение Савонаролы и поднимем волну недовольства, это отвлечет его внимание, и у нас появится возможность нанести удар.

– Умный ход, – улыбнулся Макиавелли. – Надо будет придумать слово, обозначающее таких людей, как ты. Я переговорю с Ла Вольпе и Паолой. Они по-прежнему в городе, хотя и вынуждены скрываться. Они помогут нам устроить что-то вроде мятежа, а ты тем временем освободишь городские кварталы.

– Значит, договорились, – сказал Эцио.

Макиавелли видел: его друга что-то тревожит. Он повел Аудиторе к часовне, что стояла неподалеку. Они сели на скамейку в крохотном садике.

– Тебя что-то волнует? – спросил Никколо.

– Есть пара вопросов сугубо личного характера.

– Возможно, я смогу на них ответить.

– Что с нашим старым семейным домом? У меня духу не хватает пойти и взглянуть самому.

Макиавелли помрачнел:

– Мне тебя нечем обрадовать. Дом цел, но в тех местах тебе действительно лучше не показываться. Пока был жив Лоренцо, ваш дом находился под охраной города. Пьеро попытался идти по стопам отца, но сам знаешь: его власть была недолгой. Он бежал, а палаццо Аудиторе реквизировали под казарму для швейцарских наемников французского короля Карла Восьмого. Когда они покинули город, в ваш дом явились приспешники Савонаролы. Они вынесли оттуда все ценное, что еще оставалось, после чего заколотили двери. Хорошо, что не сожгли. Прояви терпение. Со временем ты вернешь ваше родовое гнездо.

– А что с Анеттой?

– Ей, слава богу, удалось бежать. Сейчас она в Монтериджони, вместе с твоей матерью.

– Рад слышать.

– А второй вопрос? – помолчав, спросил Никколо.

– Кристина, – шепотом произнес Эцио.

Макиавелли нахмурился:

– Ты вынуждаешь меня рассказывать страшные вещи, amico mio. Но ты должен знать правду… Кристины больше нет. В отличие от многих своих друзей, Манфредо отказался уезжать из Флоренции. Он выдержал чуму французского вторжения. Думал, что выдержит и вторую чуму – власть Савонаролы. Вскоре после своего воцарения Монах повелел устраивать на площади Синьории «костры тщеславия» и сжигать не только предметы роскоши, но и все, что, по его мнению, является греховным. Тем, кто не подчинится, грозило разграбление и сожжение их домов.

Эцио слушал, заставляя себя оставаться спокойным, хотя его сердце было готово разорваться.

– Фанатики Савонаролы добрались и до жилища четы д’Арценто, – продолжал Никколо. – Манфредо с горсткой слуг пытался обороняться, но тех, кто его ненавидел, было слишком много… Кристина отказалась покинуть мужа… – Макиавелли надолго умолк, борясь с подступающими слезами. – Толпа была ослеплена ненавистью. Убив Манфредо, они убили и ее.

Эцио смотрел на белую стену часовни и с предельной ясностью видел каждую трещину в штукатурке.

Эцио выронил из рук книгу сонетов Лоренцо. Гибель Кристины сделала его еще решительнее в стремлении уничтожить зло, именуемое Савонаролой. Флоренция достаточно настрадалась под властью этого безумца. Его чары действовали на людей всех возрастов и сословий, одинаково захватывая образованных и неграмотных. Те же, кто отказывался принимать бредни Монаха, подвергались гонениям и были вынуждены либо уходить в глубокое подполье, либо покидать город.

– Правление Савонаролы выгнало из Флоренции многих, кто мог бы нам помочь, – говорил ему Макиавелли. – Пока что его власть сильна. У Монаха достаточно врагов за пределами нашего города. Миланский герцог, например. Я уж не говорю о нашем старинном приятеле Родриго. Но ни тот ни другой не в силах выбить Савонаролу из города.

– А что это за «костры тщеславия»?

– Самая безумная из всех затей Савонаролы и круга ближайших его приспешников. Они науськали своих последователей, чтобы те ходили по домам и выискивали у владельцев вещи, которые Монах объявил безнравственными и греховными. Пудра, румяна, зеркала, не говоря уже о книгах и картинах… Богопротивными объявлены и все игры – даже шахматы. То же относится и к музыкальным инструментам, поскольку услаждение слуха отвращает человека от религии. Все это стаскивалось на площадь Синьории, складывалось в громадные костры и сжигалось. – Никколо покачал головой. – Флоренция безвозвратно лишилась множества удивительнейших и красивейших вещей.

– Но ведь когда-нибудь город устанет от этого безумства?

– И усталость станет нашей лучшей союзницей, – улыбнулся Макиавелли. – Мне думается, Савонарола искренне верит, что Судный день вот-вот наступит. Вот только никаких зримых признаков нет. Даже те, кто поначалу безоговорочно верил ему, начинают колебаться. Жаль, что многие влиятельные люди продолжают слепо верить Савонароле и поддерживать его. Если мы сумеем устранить их поддержку…

Для Эцио началось жаркое время. Он выслеживал и уничтожал наиболее заметных сторонников Савонаролы. Это были люди из всех слоев и сословий: известный художник, старый солдат, купец, несколько священников, врач, крестьянин. Была даже пара людей знатного происхождения, фанатично цеплявшихся за учение, внушенное им Монахом. Некоторые перед смертью прозревали и видели страшные последствия своих заблуждений. Другие умирали с именем Савонаролы на устах. Выполняя эту тяжелую и неблагодарную миссию, Аудиторе сам зачастую бывал на волосок от смерти. Но вскоре по городу поползли слухи. Поздними вечерами, в грязных тавернах и темных переулках, люди шепотом передавали друг другу: «Ассасин вернулся. Ассасин явился спасать Флоренцию…»