Алексей Трефилов - Шустрый

— Всепогодные фитили делать умеешь?

— Ты про те, у которых наконечники от удара загораются?

— Ты состав знаешь?! — обрадовался я. — Я думал, что изобретатель в Заречье умер и секрет не раскрыл.

— Кто тебе эту глупость сказал? На самом деле их еще лет сто назад придумали, только применения они широкого не нашли. Возни много и процесс производства опасен и дорог, там ртуть используют и серебро. Получается что бы фитиль запалить, ты монеты в распыл пускаешь. Небось твой якобы изобретатель, деньжат с начальства срубил?

— Не знаю, возможно и так. Пружины у тебя есть? Выдержанное дерево на ложа? Пластины металла? Инструмент? Тиски, напильники и прочее?

— Придержи перка! — засмеялся мастер. — У меня такого добра навалом, даже воспламеняющий состав есть, я его в фейерверках использую. Что тебе конкретно нужно?

— Все! — решительно ответил я. — Мастерскую беру в аренду до вечера. Возможно и завтра она понадобится. И поесть из кабака. Десять золотых!

— По рукам! — не менее решительно сказал мастер. — Делать-то что станешь?

— Секрет.

В итоге я завис в мастерской на четыре дня, доплатил еще пятнадцать монет. В городской совет направил посыльного, уведомил где меня искать. Работал, только изредка отвлекаясь на бумаги и посетителей. Народ конечно пальцем у виска крутил — барон с ума сошел, но мне было все равно. Вооружился по полной программе под патрон центрального боя. Сделал два новых, четырехствольных пистолета и двухствольный дробовик-хауду, обрез не обрез, ружье не ружье, а что-то среднее. После моих коряво сделанных, дульнозарядных поделок, это была просто сказка. Патроны высверлил из медного прута — перезаряжаемые, по тридцать штук на каждое оружие. Они как всегда были самой трудоемкой частью работы, их «Кусакой» под размер не подгонишь. Если бы не топор, я вообще не знаю сколько бы провозился, он у меня вместо станков был, кроме сверлильного. Экстрактор и тонкие медные пластинки заменили обоймы, что позволяло мне производить перезарядку с невиданной скоростью, для этой планеты конечно. Теперь я мог не бросать оружие после залпа, а при некоторой удаче использовать его вновь. Про запас заготовил капсюлей и пуль.

Выполз на свет солнышка с чувством глубокого удовлетворения. Старый пистолет разобрал на части и тожественно утопил в ближайшей канаве, все же он неплохо мне послужил. Направился в особняк и засел в кабинете за кружкой вина, которое естественно принес с собой, как и полоски вяленного мяса. Разложил на столике свое огнестрельное богатство, рядком выставил патроны и начал полировать все кусочками замши. Части оружия должны быть гладким, как попка младенца, самый маленький дефект и заусенец способны испортить все дело. И вообще люблю я это дело, руки заняты несложной рутиной, а голова отдыхает. Медитировал часа два, а потом пришла Маурика и начала доставать меня расспросами. Настрой у меня сразу же пропал, я свинтил все обратно. Только было собрался послать сверх всякой меры любопытную девицу, как произошла странная вещь. Она замолчала на полуслове и замерла так, как будто прибор выключили.

— Эй, подруга, ты чего? — я подумал что она, что-то неожиданно вспомнила или мысль какая в голову пришла.

Встал со стула и попробовал заглянуть ей в глаза. Маурика неожиданно схватила со столика шомпол и попыталась провертеть во мне дырку. Я на автомате перехватил ее руку, поднырнул под нее, немного довернул и прибавил свою силу к силе ее удара. Шомпол вошел ей в бок. Девушка посмотрела на меня сначала с удивлением, потом в ее глазах отразился ужас, ноги подкосились, она упала на пол и забилась в агонии. Душераздирающий визг ворвался мне в голову, завизжал циркулярной пилой вышибая из меня остатки разума, в глазах помутнело. С трудом, как столетний старик сделал шаг к столу. Поднял хауду, весившую целую тонну, попытался негнущимися пальцами взять два патрона в обойме. Уронил. Стиснул зубы и сосредоточился — взял вторую и кое-как запихал ее в стволы. Дернул рукой, стволы защелкнулись, повернулся к дверям и на этом силы меня оставили. Упал боком на пол, обнял хауду как лучшего друга и замер, в глазах мерцало, я практически ничего не видел. Кто-то зашел в двери и остановился возле меня.

— Можете передать нашим покровителям в столице, что дело сделано. — сказал судья Прузант.

— Непременно. — ответил серый. — Откуда у вас такой сильный амулет?

— Это не важно, важно другое — наш самоуверенный и весьма шустрый дружок, попался на ту же уловку, что и другие чистокровные. Дурачье! Думают что раз им амулеты приказывать не могут, то их можно не боятся. Девку жаль, сочная штучка была. Кстати, ты получил бумаги?

— Не знаю о чем ты говоришь.

— Не шути со мной, решил золото себе в карман положить? Я тебя столько лет знаю, ты же всегда всех кидаешь! Деньги для Шустрого решил себе из казны забрать, а потом покровителям сказать, что отобрать их назад невозможно? Умер прежде, чем успел поделится где они спрятаны? Не юли — твоя доля десять процентов и не монетой больше! Иначе ты сейчас рядом с ним ляжешь! Я тоже могу историю про твою преждевременную кончину выдать!

— Хорошо. Я отдам.

— Вот то-то! Тащи письменные принадлежности и положи рядом с бароном. Сейчас я воздействие немного снижу и он нам передачу титула подпишет.

— А это не опасно? Может быть, подделаем подпись, а его сразу прикончим?

— Не волнуйся, он только пальцами шевелить сможет. Я прекрати дурью маяться, не знаю как ты, а я под любой присягой хочу честно ответить, что он сам договор подписал. И под венцом правды тоже.

— Думаешь, дело дойдет до этого?

— Не знаю, но лишняя предосторожность не помешает. Ты что наших столичных друзей не знаешь? Они переменчивы как легкомысленная шлюха. Решат, что денег мало присылаю и того: донос, инспекция, палач, плаха… Приступим.

Передо мной появились лица судьи и серого, они то были видны четко, то уходили в туман. Все плавало и кружилось.

— Шевельнись! — приказал судья.

— Ме… мнн… — промычал я.

— Еще немного. Как теперь? Тебе только пальцами шевельнуть осталось, потом боль прекратится.

— Мне… кроме пальцев… ничего и не нужно. — ответил я.

Хауда выдала полуметровую вспышку пламени и заряд картечи из двух стволов одновременно. Судью и серого просто снесло, визг исчез, я перевернулся на спину и подумал: «С пороховой навеской явный перебор вышел, впрочем удачно получилось!»

Первым делом я плюхнулся в кресло и присосался к фляге с вином. Руки у меня дрожали, по телу разливалась слабость. Вот такие у нас дела — провели как ребенка. Корить себя за такое последнее дело, интриги не для того завязывают, что бы жертва смогла догадаться в чем дело. Серый сам себя перемудрил, мое годовое жалование захотел хапнуть и пошел на сделку с судьей. Вот дурак! Сидел бы себе и баронствовал, быть жадным плохо! Хотя подожди — с чего бы ему от титула отказываться? Чего я опять не знаю? И почему на выстрелы никто не прибежал, где слуги?