Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 2

Как только Вильшток убедился, что поток наемников идет по нарастающей, он передал управление лагерем Визару и, оставив в его распоряжении сотню воинов, покинул Хоссен так же бесшумно, как и появился в нем. Только в этот раз его войско двигалось значительно быстрее. Приступив к осуществлению следующего этапа своего плана, Генрих уже знал, что Альфред двинул свою армию на Дорфен, и теперь уповал на сопутствовавшую ему в военных делах удачу. Когда войско свевского короля находилось всего лишь в двух днях пути от цели, Альфред получил известие о неожиданном нападении Вильштока на графство Ферт, располагавшееся в самом центре латеранских владений. Фертские серебряные рудники и неимоверная жестокость воинов Генриха заставили Альфреда без лишних раздумий развернуть армию в западном направлении и забыть о несчастных жителях Хоссена.

Отто Визар, с тревогой следивший за развитием событий и своими ненадежными вояками, смог вздохнуть спокойно и в очередной раз восхитится полководческим талантом своего друга. Когда тот снова появился в лагере под Дорфеном, Отто не удержался от сдержанных комплиментов и дополнил их демонстрацией результатов проделанной им самим работы. Около десяти тысяч наемников с нетерпением ожидали того часа, когда они смогут получить то, ради чего собственно и явились. Вильшток не видел смысла испытывать их терпение, утомляя бездействием. Уже на следующий день после его возвращения, было объявлено общее построение.

Генрих проехался вдоль строя и, смирившись с увиденным, обратился к своим солдатам с короткой речью, в которой сразу же расставил все точки над «і».

— Я никогда не видел столько отъявленных негодяев, собранных в одном месте. В другое время я развесил бы вас по всему лесу, но сейчас вы нужны мне, чтобы победить свевского короля Альфреда. А я нужен вам, потому что с завтрашнего дня, когда мы двинемся в Поморье, все, что попадется на вашем пути, будет принадлежать вам. Вседозволенность, — вот, что я вам могу предложить. Но перед лицом врага она должна беспрекословно уступать место дисциплине. Иначе вы станете мне не нужны.

С кривой ухмылкой выслушав громогласное ответное приветствие своего войска, Вильшток вернулся к своим офицерам и заодно проинструктировал и их.

— Посчитайте все наши расходы и верните при первой же возможности все до последней монеты. Ни единой монеты сверху. Сколько осядет в карманах этих бродяг, меня не интересует. Что касается трофейных подарков королю, то в этот раз их тоже не будет, — сказал он, обращаясь непосредственно к Бергеру. Потом обратился к остальным. — Вас сказанное мной не касается, — действуйте по своему усмотрению. Главное — следите за дисциплиной в бою. Малейшее проявление трусости и невыполнение приказа должно тут же караться смертью. И никаких сомнений и нерешительности, — эти вояки признают только силу и ничего более.

Отдельного разговора удостоился Визар, для которого Генрих предусмотрел особое задание. Отто оно пришлось не по душе, но он прекрасно понимал, что никому другому Вильшток довериться просто не мог.

— Ты вернешься в замок и будешь присматривать за Скулдой, — сообщил ему Генрих. — Что–то с ней не так. Что именно, я пока не знаю, но хочу после своего возвращения иметь возможность все выяснить. Ее могут попытаться забрать. Не допусти этого.

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещал ему Отто и задал вопрос, который был уместен только при подобных обстоятельствах. В любой другой ситуации Визар не позволил бы себе настолько глубоко залезать в душу своему старому другу. — Генрих, что в ней особенного? Почему ты ради нее готов перебить всех латераников?

— Я не знаю, как это все объяснить, — ответил ему граф. — Рядом с ней я чувствую себя слабым и беспомощным, и это бесит меня, но одновременно и привлекает снова и снова. Я хочу знать о Скулде все, чтобы обладать ею. Возможно, после этого я потеряю к ней всякий интерес. Но, может быть, именно этого я и добиваюсь. Может быть…

Визар внимательно выслушал Генриха, стараясь отделить правду от вымысла. Это оказалось не так уже и трудно, и Отто мог бы даже сказать своему другу, о чем тот умолчал. Если бы это могло хоть что–то изменить.

Захарий начал злиться на своего необычного проводника за долгое и бесцельное шатание по чужим городам и селам. Вслух он свое недовольство не высказывал, не желая портить отношения с и без того капризным существом, но подозревал, что гном и так обо всем догадывается. Перехватывая порой до «влюбленности» сытый взгляд Гонзы, бывший монах начинал сомневаться в том, что именно он использует ворчливого арлема в своих целях, а не наоборот. Вместе с тем человек начал испытывать необъяснимую привязанность к своему странному спутнику. Мысль о том, что Гонза находился рядом с ним всю его жизнь, уже не казалась Захарию неприятной и неприемлемой. Появилось ощущение, что гном в чем–то очень естественно дополнял его и совершенно безболезненно вторгался в те тайные уголки души молодого человека, куда для других доступ был запрещен, всегда, при любых обстоятельствах. И главное, несмотря на свои грубые манеры, Гонза ни разу не позволил себе съязвить на тему чего–то действительно сокровенного для Захария, тогда как менее значимые вещи обычно не оставлял без внимания. Не всякий человек способен избежать соблазна подергать за самые тонкие ниточки чужой души, хотя бы просто так, без всякого злого умысла, любопытства ради. Захарий был достаточно умен, чтобы понимать, насколько трудно человеку найти приемлемое объяснение поведению существа, которое ведет совершенно иной способ жизни. Но он не мог не попытаться найти это объяснение. Поначалу пришлось рассчитывать только на собственные умозаключения, потому что Гонза не был расположен к каким–либо откровениям, но потом по непонятным причинам изменилось не только поведение гнома, но и его настроение. В окружающей обстановке все было как и раньше, но что–то незаметное для человеческого глаза, угнетало арлема. Захарий счел подобные перемены подходящим поводом для очередного откровенного разговора с проводником. Если все предыдущие попытки заканчивались неудачей, то теперь появилась смутная надежда на успех. Начал человек с само собой напрашивавшегося вопроса.

— Сколько мы еще будем бродить туда–сюда?

— Долго, но уже не сами, — ответил Гонза.

— Может, ты скажешь уже, кого мы ищем.

— Того, кто приведет тебя к цели.

— Я думал, что ты сам приведешь меня к ней, — удивленно посмотрев на гнома, сказал Захарий.

В ответ на его замечание Гонза резко остановился. Потом он заложил руки за спину и стал ходить взад–вперед, что–то ворча себе под нос. Слов разобрать было невозможно, но не было никаких сомнений, что он собирается сделать нечто, противное его естеству. И действительно, смирившись, наконец, с неизбежным, гном выдал целую лекцию, настолько познавательную, что человек слушал его с открытым ртом. Вместе с тем, тот тон, которым она была изложена, недвусмысленно указывал на то, что вторично столь откровенно рассказчик изъясняться не намерен, и если единственный слушатель оставит без внимания что–либо важное, то это — его личные проблемы.