Василий Баранов - Флибустьерское синее море

— Стало быть, за то и другое отвечаешь? Так на работе и горишь?

— А как без этого. — Благостный, почти монашеский голос.

— Рома, ты говоришь, бедствуешь. А давай, я какой камень установлю. Будет тебе алтарь. Я стану туда взятки… ну, подношения приносить. — В самом деле, жалко парня.

— Не хорошо, Даня. Я что, должен ковылять туда за подношением? — Роман указал на костыль.

— Да. Не получается. Я тебе вместо молитвы песенку бы спел.

— И какую?

— Ковыляй потихонечку, а меня ты забудь. Заживут твои ноженьки, проживешь как-нибудь.

— Ты хочешь, что б смерть мимо прошла? — Роман посмеивается.

— Роман, это вполне естественно. Кто ж хочет без подготовки на тот свет. Без отпущения грехов. — Даня лукавит, для себя прощения не видит.

— Я понимаю. Не браню тебя. Ты мне даже нравишься. Очень нравишься. Я и думаю, может, потом ты снова пригодишься. Не стоит выбрасывать иголку. Иглой не только шить. Ты даже со мной, со смертью шутишь, будто давно меня знаешь.

— А что, Рома, мне кажется, я давно тебя знаю. Встречал тебя. Там, на Тортуге, во время боя.

— Ладно, будем считать, не пробил твой час. — Ромка широко улыбается.

— Рома, а я узнаю, ты заранее… ну, если не ты, то твои посланцы за мной придут? Что бы упорядочить свои земные дела.

— Узнаешь, Даня. Успеешь упорядочить. Еще не скоро. Успеешь закончить свои земные и неземные дела.

— А что, у меня и не земные будут дела? — Это интересно.

— Будут. Всему свое время. Срок. Терпение. Как говорят, будет тебе белка, будет и свисток.

— Что ж, хоть надежда есть. Во, Рома, мой троллейбус. Я поехал.

— Ты сиди. Сиди, Даня. — Роман положил руку на плечо Даньке. — Не твой это троллейбус. Не твой.

— Я столько ждал. А сейчас упущу? — Сиди тут с богами, а троллейбус мимо.

— Погоди. Куда спешить. Ты успеешь. — Хитро улыбается Роман.

Троллейбус стоит, распахнув двери, а Данька сидит, не двигается. Троллейбус со скрежетом, недовольно, словно чего-то недополучил, захлопнул двери и поехал. Пробуксовал, трогаясь с остановки. Встал на перекрестке, дождался зеленого света и покатил дальше. На перекресток выскочил КАМаз, врезался в бок троллейбуса, да так, что зазвенело разбитое стекло. Троллейбус отбросило.

— Вот видишь, — сказал Роман, — не твой это троллейбус. Рано. Сам подумай, сел бы ты сейчас в него, поехал. Присел бы у окошечка. Стал билет покупать у кондуктора. Только кондуктор то же не твой. Ты и билет не успел бы купить, в Валгаллу. И подумать бы не успел. Погоди, сейчас маршрутка подойдет, ты и поедешь.

— Ты, Роман, и это знал?

— Я говорю, без меня тут ничего не происходит. Когда я начал сшивать миры, то мир тебя не принял. Вот ты чуть и с мачты не сорвался. В первом бою тебя шпагой ранили. Но ты успел отбить удар. И он не стал смертельным. Не мог же я допустить такое самоуправство. А шальная пуля, тут пришлось чуть-чуть корабль ваш качнуть. Пуля угодила в тебя. Но оказалась не смертельной. В своем мире, он то же не хотел тебя принимать. Помнишь, ты пошел в магазин, тот с крыльцом, задумался, замечтался. Это я тебя окликнул, а так бы ты в канализационный люк упал. Дорогу переходил, ты замешкался, пришлось тебя пинком подогнать.

— Так это все ты, Рома? — Вот это дела.

— А кто еще?! Я твою судьбу подправил. У меня же дело было. Вселенные надо было сшить.

— Ясно. Вот оно как. Вот какие вы Олимпийцы, Рома, а что вы там, на Олимпе, пьете? Амброзию?

— Какую амброзию! Я сказал, Даня, бедствую я. Грошики коплю. Собираю. Я вот кофе побаловаться, в экономпакете беру. Грешен, еще шоколадные конфеты люблю. Иногда себе позволяю. Ты, к стати, зайди в гости. Хирургическое отделение. Чаем угощу.

— А кофе угостишь? — Данька подмигнул Древнему Богу.

— Если ты с собой принесешь, угощу. Чего не угостить. Ты пакет бери побольше. Вот и вознесешь воздаяние на мой алтарь, на письменный стол в моей коморке. И мы выпьем кофе вместе.

— А я думал, ты там сидишь и амброзию попиваешь. Интересно, у амброзии какая крепость. Сколько градусов.

— Она безалкогольная.

— Ты же большой начальник. Кастелян. Завхоз. У тебя спирт должен быть. В амброзию добавил и пей.

— Не положено.

— Тяжело тебе, Рома. Сижу я и думаю, если доживу, внукам буду рассказывать.

— О чем, Даня?

— Я им расскажу, сидим с Древним богом в подворотне, хорошо сидим. Амброзию попиваем. Про жизнь беседу ведем. Захорошело нам. Хорошая штука, эта амброзия. Потом жребий бросим, кому за амброзией, за добавкой бежать. А тут машина с мигалкой и сиреной. Мы бежать. Там еще непочатая бутылка амброзии осталась.

— Данька, ты настоящий клоун.

— Какой есть, Рома, какой уродился. Ты же у нас за жизнь отвечаешь.

— Отвечаю.

— Значит. И за то, что на этом свете появился такой как я, ты в ответе. Аист ты наш белокрылый.

— Данька, костылем, хочешь, огрею?

— Это лишнее.

— Вон, Даня, твоя маршрутка идет. Иди, садись. Я тоже пойду в свою "синюю поганку" отдыхать. Время позднее. Хорошо мы с тобой поболтали. Заходи в гости. Буду ждать.

Данька сел в маршрутку, поехал. Интересная встреча. Никогда бы не подумал, что все так. Расскажи кому, не поверят. Мир, оказалось, устроен совсем не так, как они думают. Домой он приехал поздно. Родители готовились ко сну. Даня прошел на кухню, подогрел ужин в микроволновке, перекусил и пошел спать. Теперь он знал, того, кто виноват во всем этом. И ему понравился этот Роман Алексеевич Скворцов, парень на костыле.

Сорвалось. Роман, ну зачем тебе этот мальчишка? Он бы прямиком попал ко мне. Зачем лишние хлопоты? Ты все равно проиграешь. Он мне, правда, не особо нужен. Досадить тебе. Твой парень служит мне. Какая досада, не правда ли? Я не собираюсь губить этот мир, это глупо. Он сам идет к гибели. Ты проявляешь милосердие, жалеешь их? Ты продлеваешь агонию. Они не стоят того. Воля твоя, но ты вынуждаешь меня возиться с этим миром.

Артем знал, был просто уверен, что должен отомстить этому человеку. Когда он был моложе, то просто хотел его увидеть. Посмотреть в глаза. Отец оставил его малым ребенком. Бросил и его и мать, когда они так нуждались в его помощи. Артем долго не мог узнать ничего об этом человеке. Мать упорно не рассказывала, бабушка тоже молчала. Артем и хотел увидеть отца и боялся этой встречи. К двадцати трем голам он не страшился встречи, он хотел ее. Но уже ненавидел отца, думал, как отомстит ему. Однажды бабушка все же проговорилась. Тогда у него появился шанс найти отца. И нашел его. Отец все эти годы жил недалеко. Был рядом, но не захотел увидеть сына, узнать, что женой. Забыл, выкинул из своей жизни. Владимир Николаевич Серегин. Преуспевающий бизнесмен. Владелец загородной турбазы. Центральный коттедж и несколько гостевых домиков, лыжная база и лодочная станция. Конюшня. Отдыхающие туда ездили и зимой и летом. Был женат второй раз и опять развелся. Артем решил, этот человек за все з-аплатит ему. Он его убьет. Владимир Николаевич жил на своей турбазе, в коттедже, где занимал пару комнат. Остальные использовались для отдыхающих. На рынке Артем купил охотничий нож. Он рассчитал, приедет на базу под видом отдыхающего. Ночью зайдет в комнату отца и накажет его. Но расчет провалился. В те два дня, что он гостил на этой базе, отца не было. Уехал куда-то. Месть пришлось отложить. Это позволило обдумать детали. На этот раз все должно получиться. Бабушку и мать он предупредил, что вернется поздно, пусть ложатся спать без него. Артем с детства занимался спортом, словно компенсируя инвалидность матери. После аварии та долго не могла ходить. Несколько тяжелых операций, инвалидность. Им было очень тяжело. А родной отец не интересовался его жизнью, не захотел помочь. Ему было всего три года, мать прикована к постели. И только старая бабушка рядом. Первая поездка не была напрасной. Он осмотрел дом, обдумал как добраться до дома незамеченным и войти внутрь. Лыжи он хранил в кладовке в подвале дома, их достал незаметно. Сел на электричку, доехал до станции, откуда мог легко добраться до владений отца. Кто обратит внимание на парня в черной спортивной куртке и черной вязаной шапочке. Лыжи в глаза не бросаются. Многие ездят к себе на дачу покататься и отдохнуть. Дорогу от станции он изучил по карте. К ночи он доберется, выждет время и войдет в дом. Предварительно Артем позвонил по телефону, попросил Владимира Николаевича.