Роман Глушков - Найти и обезглавить! Том 1

А вот из каких соображений исходил Чернее Ночи, загоняя себя и «учителя» в ограниченное пространство, выяснилось позже. Тогда, когда они начали бой, финал которого уж точно нельзя было назвать предрешенным.

Возможно, ван Бьер тоже вооружился бы посохом. Да только в его арсенале такого оружия не нашлось, а Вирам не принес с собой запасной. Но и копье в его руках оказалось на поверку годным средством и для защиты от канафирских атак, и для нападения.

Поглядев, как лихо Баррелий им орудует, чередуя атаки со всех уровней и направлений, я догадался, зачем Чернее Ночи заманил его на плотину. Из-за боковых атак, которые так любил ван Бьер – знаток молниеносных уверток и контрударов! Конечно, ученик не забыл коронные приемы своего наставника. И хотел таким образом прикрыть себя с флангов, опасаясь, что «учитель» тоже помнит его сильные и слабые места.

Выпендриваться, жонглируя посохом, в этом бою у Вирама не получалось. Это дорхейвенских гвардейцев он забил до смерти за считанные мгновения. А Баррелий знал, куда надо ткнуть копьем, чтобы прервать начатое вращение смертоносной палки. Отчего Чернее Ночи вскоре перешел к более простому фехтованию. Тоже стремительному, но состоящему из коротких серий ударов. Оно походило на манеру боя самого ван Бьера, и все-таки даже я мог заметить, что каждый кригариец дерется по-своему.

Ничего подобного я доселе еще не видывал. Хотя никакой красоты здесь не наблюдалось и в помине (вернее, тогда у меня не было опыта ее там разглядеть). Красивые поединки героев баллад и легенд и близко не напоминали реальный бой двух кригарийцев. Налетая друг на друга, они проводили череду ударов, едва уловимую глазом. Зато отлично слышимую – сталкиваясь, посох и копейное древко отбивали неровный быстрый ритм. После чего противники отскакивали назад, чтобы вскорости опять провести либо ложный выпад, либо новую атаку.

И – никакой ругани или взаимных оскорблений! Эти двое, в отличие от браннеров, сражались в полном молчании, присматриваясь к противнику, оценивая его мастерство, ища бреши в его защите и, контролируя собственное дыхание, не тратили силы на дурацкие вопли.

Иногда ван Бьер доставал Вирама-из-Канжира наконечником копья. Разумеется, вскользь, потому что достань он его как положено, копье проделало бы в том сквозную дырку, и их бой закончился бы. Но, судя по гримасам канафирца, «учитель» причинял-таки ему боль. Такую, от которой доспехи из крыльев птериона уже не оберегали.

Впрочем, попадало и Пивному Бочонку. И отнюдь не на орехи, а тоже серьезно.

Баррелий ненавидел подобные «танцы», в чем он сам мне не однажды признавался. И все время хотел подскочить к врагу настолько близко, чтобы тот уже не смог ударить его посохом. Но Чернее Ночи знал об излюбленной тактике Баррелия. За что последний порой расплачивался, нарываясь на набалдашники вражеского посоха то грудью, то животом, то плечами. Что, надо думать, было больно даже для кригарийца, а из меня такие удары, небось, и вовсе вышибли бы дух.

Трижды я чуть было не заорал от испуга, когда пропущенные ван Бьером тычки выбивали его из равновесия. Чем Вирам пытался воспользоваться и тут же усиливал натиск. Но Баррелий пребывал начеку и не позволил размозжить себе голову или скинуть себя в воду. А в третий раз, похоже, он и вовсе притворился, что споткнулся. Потому что ринувшийся на него канафирец едва не напоролся животом на копье, которым он ударил из, казалось бы, откровенно неудобного положения. И лишь вовремя подставленный посох отвел копейный наконечник в сторону за миг до того, как учитель мог бы выпустить ученику кишки.

Трудно сказать, сколько времени прошло с начала боя и до того момента, как в нем наконец-то обнаружился победитель. Несмотря на слишком резкие атаки, в которых не было ничего зрелищного, поединок кригарийцев все равно заворожил меня. Я следил за ним не моргая и дрожа от волнения. Которое достигло своего пика, когда ван Бьер опять оступился. Вот только не притворно, а взаправду, и эта его ошибка стала уже фатальной.

Какой прием он хотел на сей раз провести, я не понял. Но, вновь отбив копье, Чернее Ночи не отскочил назад, как часто это делал. Упав на одно колено, он крутанул посохом и подсек опорную ногу Баррелия, заставив ее подвернуться. А затем, не останавливая вращения, шибанул по ней выше щиколотки.

Я не слышал хруста. Зато видел, как голень ван Бьера согнулась в том месте, где она совершенно точно не должна была сгибаться. А в следующий миг Баррелий лежал на дощатом настиле с перекошенным лицом и орал от боли так, что его, наверное, было слышно аж в Фирбуре. Удивительно, как он при этом не выронил из рук копье! Однако какая от того копья была сейчас польза, если он не мог встать даже на колени?

И все-таки первое, что сделал Вирам-из-Канжира, повергнув врага наземь – отнял у него оружие. Которое затем выбросил в пруд. Туда же полетел и нож ван Бьера, тоже отобранный врагом прежде чем ван Бьер сумел им воспользоваться.

Больше всего на свете мне хотелось завопить сейчас «Пощады! Пощады!», но я стиснул зубы и не сделал этого.

Во-первых, Баррелий строго-настрого приказал мне молчать, что бы ни случилось. А, во-вторых, я понимал, что молить Чернее Ночи о милосердии бесполезно. Он поклялся убить «учителя», и он не отступит от своего слова. Так, как до этого без зазрения совести убил прорву народа в Дорхейвене и Кернфорте. Так, как наверняка убьет еще немало людей во имя бога, которому он нынче служил.

Баррелий был в полушаге от смерти, и тут – ни раньше, ни позже! – позади меня раздался шум. Который вроде бы не должен был раздастся, но мне не послышалось. Доска, прикрывавшая лаз на потайной чердак, только что была сдвинута в сторону. И тот, кто ее сдвинул, забрался в мое убежище.

Резко обернувшись, я обнаружил в пяти шагах от себя старую знакомую – Псину. Как она вычислила, где я прячусь, незаметно прицепила веревку и поднялась на такую высоту, да еще с больными ребрами – уму непостижимо. Хотя, пожалуй, от Вездесущей и не такое стоило ожидать. В зубах у нее был зажат нож – очевидно, она так и ползла сюда по веревке, – а глаза лихорадочно блестели.

Трудно было понять, какие чувства ее обуревают: ненависть ко мне или предвкушение близкой добычи. Скорее всего, и то, и другое. Но так или иначе, а я был готов к такому повороту событий. И, хоть и испугался, в растерянность тем не менее не впал.

– А ну замри на месте, тварь! – прошипел я, хватая лежащий под рукой, заряженный арбалет, который Баррелий вручил мне как раз на такой случай. – Сделаешь еще шаг – и я выстрелю!

Даже говори я громко – а я не делал этого, боясь, что меня услышит Чернее Ночи, – мой голос звучал бы сейчас испуганно и жалко. Мой же дрожащий полушепот тем более не мог нагнать на Псину ужаса. И когда она подчинилась моему приказу, в этом, конечно, была заслуга арбалета. А также – моих дрожащих рук. Которые могли в любой момент нажать на спусковую скобу, неважно, собирался я на самом деле стрелять или нет.