Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2

– Действительно неплохая работа, Аррод! – кивнул Шемниц, сохраняя невозмутимость. – Только, прошу вас, не забудьте – те люди, которых мы ищем, нужны нам живыми, а не мертвыми.

– Не волнуйтешь, мои ребята об этом помнят, – заверил его Бурдюк. – А ешли и попортят шгоряча чью-то шкурку, этот негодяй шможет болтать. По крайней мере, до тех пор, пока швятой шир Гириуш не пощекочет ему пятки молнией и не жадашт нужные вопрошы…

Встретивший нас оскаленными зубами Годжи пожинал плоды своей глупости. И выплевывал теперь на землю эти самые зубы вместе со слюной и кровью.

Годжийцы могли отбиваться от головорезов Бурдюка, стреляя в них со стен. Но едва последние ворвались в крепость, боевой дух хозяев был сломлен. И вместо второй линии организованной обороны наемники наткнулись на толпу обыкновенных испуганных людей. Которые, однако, не хотели продавать свои жизни задарма. И сопротивлялись пусть бестолково, но отчаянно.

Меся обозную грязь, пока «Вентум» одерживал победу за победой, я был огорчен тем, что не могу наблюдать за битвами, пусть даже в последние полгода вокруг меня и так творилось сплошное насилие. И вот сегодня мое желание исполнилось. Частично, разумеется, поскольку этой битве было далеко до тех, в которых рубились многотысячные армии. Но как бы то ни было, жаловаться на недостаток впечатлений мне в Годжи было нельзя. Тем более, что я сам принимал в участие в сражении, пусть даже воюя в стороне и на подхвате.

Лучники на стенах обстреливали захватчиков и после того, как они прорвались внутрь крепости. Но это продолжалось недолго. И когда наемники сами взбежали на стены, они смогли поквитаться с теми, кто досаждал им все это время своими стрелами. Пришлось лучникам отбросить луки и взяться за мечи и топоры. Что, впрочем, не спасло многих из них от падения со стены. Не слишком высокой, да только сбрасывали их обычно вниз головой, и этого хватало, чтобы они свернули себе шеи.

Едва угроза нарваться на стрелы миновала, для ван Бьера нашлась новая работенка.

– Идем, кригариец! – окликнул его Аррод. И, указав на крепостные ворота, пояснил: – Надо перекрыть выход. Нельжя допуштить, чтобы кто-то шбежал, пока мы не жахватим Годжи.

– Вы намерены удерживать здесь даже женщин и детей? – нахмурился Пивной Бочонок.

– Женщины и дети могут раздобыть в соседних деревнях лошадей, доскакать до города или военного форпоста и вызвать сюда кавалерию южан, – ответил вместо Бурдюка сир Ульбах. – Так что да – пока мы не утрясем все наши дела, никто не должен покинуть деревню. Нам не нужна лишняя кровь, мы ведь не звери. Но если без нее не обойдется, полагаю, ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы не поставить под угрозу наше общее дело, не так ли?

– Как скажете, сир, – отозвался монах, хотя такой расклад был ему явно не по нутру.

Шемниц, Аррод и Гириус пришпорили коней и поскакали к воротам. Баррелий в сердцах плюнул себе под ноги, но подчинился и похромал в ту же сторону. Мы с Ойлой не получили приказов и потому, переглянувшись, не придумали ничего лучше, как последовать за кригарийцем и остальными. Ринар прихватила с собой свой лук, а я – палаш, который ван Бьер выделил мне когда-то из своих оружейных запасов. Разумеется, ни она, ни я не хотели, чтобы нам пришлось пускать наше оружие в ход. Но не иметь его под рукой во время битвы являлось недопустимо.

Остановившись возле завала, мы смогли видеть все, что творилось на стенах и внутри крепости – на площади перед воротами и отходящих от нее двух кривых улочках.

Годжийцы сражались яростно, но в битве с вояками Аррода одной лишь ярости было недостаточно. Разбившись на группы, отряд разбежался по всей деревне и в свою очередь раздробил силы хозяев. Которые, вероятно, сумели бы еще противостоять врагам, если бы сами объединились в отряд. Но сражаться так, как это делали наемники, местные охотники и землепашцы были не обучены. И неизменно гибли, орошая подножную грязь кровью или роняя на нее внутренности из вспоротых животов. И не только внутренности, но и вышибленные мозги, отрубленные головы и конечности. По которым затем топтались чьи-нибудь сапоги, перемешивая все это в мерзкую кашу, на которую грозили вскоре слететься стаи падальщиков.

Братья Гиш и Пек держали в каждой руке по сабле и, прикрывая друг другу спины, чувствовали себя на поле боя королями. Теперь это была не просто шустрая парочка, а настоящий четверорукий демон, шинкующий четырьмя клинками любого врага, что к нему приближался. Даже соратники, и те опасались находиться рядом с близнецами, боясь подвернуться им под горячую руку.

Точность и слаженность их действий была поразительной. Порой случалось так, что один из них отбивал нацеленный в него клинок, а ответный удар наносил уже его брат. Наносил и как правило попадал, так как заставал этим врага врасплох.

Подобных фортелей в запасе у Гиша и Пека было множество. Гиш ловил перекрещенными саблями меч годжийца, а Пек тем временем подныривал брату под руку и всаживал клинок в открытый вражеский бок. Или Пек уводил противника за собой, полностью отвлекая его внимание на себя, а Гиш внезапно появлялся у него за спиной и срубал ему голову. Или оба они начинали играть с противником, обрушивая на него шквал ложных и настоящих выпадов. Отчего у того разбегались глаза и он либо пускался в бегство, либо нарывался на чью-нибудь саблю.

Иными словами, братья не столько сражались, сколько развлекались, так как для них тут не находилось достойных противников.

Где был Ярбор Трескучий, когда мы перекрыли ворота, я не видел. Но он объявился сразу, как только на площадь высыпала дюжина врагов в доспехах фантериев армии Григориуса Солнечного.

Это были явно не годжийцы, а какие-то заезжие гости. Они не появлялись на стене – видимо, не хотели, чтобы наемники узнали об их присутствии в деревне, если штурм не увенчается успехом. Но когда отряд ворвался в крепость, прятаться от него стало бесполезно. И солдаты, вместо того, чтобы и дальше отсиживаться по домам, ожидая, когда их найдут и перережут, решили вступить с врагом в открытую схватку. После чего выстроились в боевой порядок – эти-то ребята, в отличие от сельчан, знали, как воевать в строю, – и решили прорываться к воротам…

…Но дошли они только до площади, где им преградил дорогу Ярбор Трескучий, чья секира была уже обагрена годжийской кровью.

Завидев новую группу южан, многие наемники ринулись было к ним, но всех их остановил грозный рык Трескучего:

– А ну назад! Эти – мои! Мои, я сказал!

И он, входя в боевой раж, трижды стукнул себя обухом секиры по нагруднику.

Возражающих не нашлось. Даже Гиш и Пек, которые тоже были не прочь схватиться с фантериями, отдали это право Ярбору и отступили назад.